Крепостная Россия

Следует подчеркнуть, что идя навстречу пожеланиям и требованиям дворянства, правительство вместе с тем должно было учитывать и интересы обороны государственных границ. Ведь основной поток беглецов устремлялся на южные и юго-восточные окраины, где многим удавалось проникнуть в разряд служилых людей по прибору. Массовое возвращение их прежним владельцам нанесло бы серьезный ущерб гарнизонам пограничных городов и потому правительство воздерживалось от принятия решительных мер в этом районе. Потребности обороны южных границ вынуждали его частично оставлять на «черте» обосновавшихся там мелких служилых людей – вчерашних беглых. Так, по указу от 5 марта 1653 г. те из них, кто бежал в южные уезды до 1649 г., не подлежали возвращению, «чтоб черты не запустошить». Потерпевшие от побегов дворяне получали в таких случаях денежную компенсацию из казны (по 20 руб. за семейного и по 10 руб. за холостого)[265]. Это были отступления от провозглашенного Соборным Уложением принципа бессрочности сыска, но они не меняли общей крепостнической направленности политики верховной власти.

Очень большое беспокойство и тревогу среди феодальных владельцев и в правительственных кругах вызывали побеги крестьян и холопов в Область войска Донского. «Вольный» Дон издавна привлекал к себе взоры крепостных людей, где они надеялись найти «землю обетованную». Бегство их на Дон и его притоки никогда не прекращалось, но особенно оно усилилось в середине и во второй половине 80-х гг. XVII в. А.Г. Маньков связывает это прежде всего с теми крупными хозяйственными переменами, которые произошли в области войска Донского после русско-турецкой воины 1676–1681 гг. Суть последних заключалась в том, что правительство, подписав мир с Турцией, стало требовать от казаков прекращения набегов на берега Черного моря и тем побуждало их искать другие источники существования. В результате на Дону и его притоках начало «возникать пашенное земледелие, основной фигурой которого, – как пишет А.Г. Маньков, – становился русский беглый крестьянин». По мнению того же автора, усилению бегства крепостных крестьян на Дон способствовали также походы русских войск в Крым в 1686 и 1687 гг.[266]

Нам представляется, что в данном случае надо учитывать еще одно важное обстоятельство, а именно· автономное положение Области войска Донского по отношению к России. Ведь тот, кому удалось бежать в этот район, фактически оказывался вне досягаемости царского правительства и его многочисленных официальных сыщиков. Осуществить там непосредственно такой же массовый сыск беглых, как и на основной территории страны, верховная власть не могла, и данное обстоятельство крепостные люди широко использовали. Их бегство на Дон росло с каждым годом по мере того, как в центральных и пограничных уездах России укреплялась система обезличенного государственно– организованного сыска.

Не располагая возможностью прямого вмешательства в сыск беглых крепостных на территории Дона, правительство вынуждено было прибегать к средствам дипломатического характера. Оно направляло атаманам Войска Донского грамоты с предписанием не принимать русских беглецов, а задержанных возвращать обратно. Однако эти грамоты не имели успеха, поскольку донские казаки придерживались правила: «С Дону выдачи не бывает». Кроме дипломатических акций во второй половине 1680-х гг. правительство стало устраивать на южных границах заставы и сторожи. Персоналу пограничных заградительных пунктов и воеводам городов Белгородского полка было приказано принимать в отношении беглецов, устремляющихся на Дон, самые суровые меры наказания вплоть до смертной казни.

Под давлением дворянства, встревоженного ростом бегства их крепостных людей на Дон, действия правительства принимали все более решительный характер. В начале 1690 г. оно произвело расследование положения дел в Области войска Донского, а вслед за этим направило донским атаманам и казакам очередную грамоту, в которой настаивало, «чтоб они из великороссийских городов беглых дворцовых волостей и помещиковых и вотчинниковых людей и крестьян и жен их и детей на Дон к себе отнюдь не принимали и пристанища им и селитб… не давали и для пашни и всякой чернойработы у себя их не держали. А которые люди и крестьяне до того их, великих государей, указу из городов к ним на Дон бежали и на реках на Хопре и на Медведице поселились дворами и пашут пашню, и тех людей и крестьян с тех селищ збить и выслать по прежнему в городы на старые их жилища, хто от коле пришел. И впредь им и иным таким на Дону и в иных местах нигде жить не давати»[267]. Но и эта грамота не достигла поставленной цели. Положение изменилось только в конце XVII в., когда в результате Азовских походов Петра I Область войска Донского потеряла значительную долю своей прежней автономии. Теперь московское правительство получило возможность прямого вмешательства в дела «вольного» Дона, одним из проявлений которого явился боярский приговор 1698 г. о посылке сыщиков в Донские, Хоперские и Вахмутские городки для сыска беглых крестьян и холопов[268].