Крестьяне, бонзы и бомбы

Пока Гарайс говорил, к нему медленно, шаг за шагом, двигался адвокат в черной мантии. Желтоватая лысина адвоката была наклонена, руки спрятаны в складках мантии.

Если бы не эта мрачная тень, надвигающаяся на свидетеля, все было бы в порядке. Ибо от бесстрастной речи Гарайса веяло покоем и ясностью. Но вот защитник поднимает правую руку, глядя на председателя.

— Позвольте мне задать свидетелю несколько вопросов, которые, возможно, прольют совсем иной свет на его показания.

Председатель жестом выражает согласие.

Защитник опускает глаза. И с потупленным взором медленно задает вопрос: — Господин бургомистр, не состоялось ли в день накануне демонстрации совещание с представителями губернатора?

— Состоялось.

— Не участвовал ли в этом совещании и старший инспектор полиции Фрерксен?

— Господин Фрерксен присутствовал.

Защитник спрашивает еще медленнее: — Не было ли сказано представителями губернатора на этом совещании, что движение «Крестьянство» опаснее КПГ, и поэтому против него следует применять особо строгие меры?

Гарайс переменил положение: он стоит теперь лицом не к судейскому столу, а к защитнику, и разглядывает его. Советник юстиции Штрайтер, чуть склонив набок голову, смотрит снизу на гиганта. Гарайс отвечает так же медленно и по-прежнему спокойно:

— Совещание с представителями губернатора продолжалось довольно долго, час, может, и два. Так что дословно я отдельных высказываний не помню. Но не думаю, что были произнесены слова в только что упомянутой формулировке. Что касается содержания переговоров, то мое мнение разошлось с мнением представителей провинции. Это расхождение остается и по сей день. Власти желали полного запрета демонстрации. Я же не видел для этого ни юридического повода, ни внутриполитического основания. Я отклонил запрет.

— Так я и знал! — стонет за столиком асессор Майер. — Все рухнуло. О, мой шеф! Мой шеф!

Защитник спрашивает далее:

— Могло ли третье лицо сделать вывод из слов губернских представителей, что властям было желательно прибегнуть к исключительно строгим мерам против крестьян?

Гарайс секунду-другую медлит с ответом. Его взгляд скользит к тому месту в зале, где уселся старший инспектор.

Но это всего лишь секунда-две. Затем он отвечает с прежним спокойствием: — Да, такое впечатление действительно создалось. Должен добавить, что примерно четверть часа я отсутствовал на совещании — вышел побеседовать с сельским хозяином Бентином. О чем в это время разговаривал старший инспектор Фрерксен с представителями губернатора, я, естественно, не знаю. Но когда я вернулся, он, несомненно, был убежден, что властям желательно применить особо строгие меры. Я не оставил его в сомнении насчет того, что у меня были иные пожелания.

— Продал Фрерксена, продал! — ликует Штуфф за столом прессы.

— Итак, старший инспектор Фрерксен, — констатирует защитник, — был убежден, что власти желают применить особенно строгие меры против крестьян. Действовал ли господин Фрерксен в дальнейшем согласно желанию своего непосредственного начальства или же вышестоящего, — адвокат чуть медлит, — об этом мы можем заключить по его поведению во время демонстрации.

Пауза.

— Ваши вопросы исчерпаны, господин советник юстиции? — спрашивает председатель.

— Нет, — отвечает защитник. — Еще не все.

Снова пауза.

А он неплохой режиссер, этот адвокат. Знает, когда делать паузы, подогревать ожидание публики. Весь зал ждет.

— Господин бургомистр, — спрашивает опять защитник, — вы получали еще какое-либо волеизъявление губернатора, не считая упомянутых переговоров?

Гарайс на мгновение закрывает глаза. Потом медленно отвечает: — Не помню. Было столько совещаний…

Защитник не торопится. Заложив руки за спину, он пытается разглядеть под мантией носки своих ботинок.

— Нет, речь не о совещаниях, — говорит он. — Я помогу вам вспомнить. Вам не вручили пакет от губернатора, секретный приказ, который доставил офицер полиции?

Гарайс смотрит прямо перед собой.

— Да, — медленно произносит он. — И еще раз: — Да.

— А что содержалось в том приказе?

Гарайс по-прежнему смотрит прямо перед собой. И молчит.

— Я уточню вопрос, — продолжает защитник. — Не содержал ли тот секретный приказ распоряжения действовать против крестьян со всей возможной жестокостью?

Молчание.

Очень долгое молчание.

— Что ж, господин бургомистр, ведь в конце концов вам придется отвечать.

Гарайс овладел собой. Он поворачивается к судейскому столу:

— Этот вопрос допускается?

У председателя около глаз собралась тысяча морщинок. Как бы с сожалением он разводит руками: — Само по себе — да. — И после паузы: — Но вы, разумеется, знаете, в каких пределах официально допускается разглашение?

Гарайс, подумав: — Полагаю, в этом случае разглашение недопустимо. Речь идет о секретном приказе.

Защитник: — Я придерживаюсь противоположного мнения.

Председатель: — Это можно будет быстро решить. Здесь, в зале, есть представитель губернатора. — Повернувшись к столику: — Господин асессор…

Асессор Майер, с усердием: — Я немедленно запрошу Штольпе. — И он тут же направляется к выходу.

— Сделаем перерыв на полчаса, — объявляет председатель.

7