Крестьяне, бонзы и бомбы

— Да, да! Наши сельские старосты никогда не отличались усердием. Почти никто из них и прежде не старался исполнять официальные предписания в срок. Они работали крайне медленно. А теперь медлительность перешла в пассивное сопротивление. Документы неделями застревают в деревнях. Напоминания бесполезны, присужденные штрафы удается взымать лишь в принудительном порядке… — Помолчав: — В провинции насчитывается уже более двух десятков старост, которые не вручают налоговые извещения членам своей общины, а отсылают обратно с пометкой: «Потому что несправедливо». Слышите? Несправедливо! Старосты нисколько не помогают исполнителям, пример — Грамцов. А движение ширится. Машина скрипит и буксует. И это происходит именно в моей провинции…

— Министр вас ценит, — вставляет Андерсон.

— Нет, нет, не скажите… У меня такое впечатление, что в Берлине очень недовольны развитием здешних событий.

— Картина сразу изменится, — заявляет полковник, — как только они перейдут от пассивного сопротивления к активному. Грамцов был первой ошибкой крестьян. Если снимки выявят преступника, мы сегодня же предпримем решительные действия. Это заставит крестьян совершить новые промахи. Позвольте мне дать команду моим людям. За стычками дело не станет, а уж при стычках наша победа обеспечена.

— Вы оптимист, Зенкпиль, — замечает Тембориус. — Исход подобного процесса весьма и весьма сомнителен… К сожалению, здесь не присутствует прокуратура.

— Всякие сомнения отпадут, — убежденно говорит полковник, — если снимки хорошие.

— Одни снимки дела не решают. Будут еще показания обоих исполнителей из финансового управления. Вы уверены в них, господин коллега?

Андерсон морщится.

— Да, да, конечно. Сегодня утром в Альтхольме мне что-то рассказывал Берг, и это меня озадачило. В городе курсирует слух, будто Калюббе — вы помните, тот усердный исполнитель, который доставил своего вола в Лоштедт, — так вот, будто Калюббе в виде наказания переводят на другую должность. А второй, Тиль, который и работал-то у нас временно, якобы уволен без предупреждения.

Губернатор недоуменно поводит плечами.

— Это еще что?

Андерсон, подобравшись: — Во всяком случае, слухи исходят не от крестьян. Без сомнения, тут вмешались другие заинтересованные лица. Подозреваю, что… — он сделал паузу и, увидев напряженные лица, таинственно добавил: — Из Берлина. Признаться, ход был сделан необычайно ловкий. Мой коллега Берг уверяет, что Калюббе совершенно переменился, его ничем не вразумишь. Известие о намеченном его повышении по службе он воспринял весьма скептически, короче — просто не поверил.

— Так почему же его не повысят немедленно? — восклицает губернатор.

— Сейчас, перед процессом? — сомневается Андерсон.

— Позвольте, — горячится полковник, — я припоминаю случай, когда один часовой открыл огонь по насмешникам, издевавшимся над ним. Его величество тотчас произвел часового в ефрейторы.

Наступило неловкое молчание. Теперь уже обменялись взглядами Андерсон и Тембориус. Полковник тем временем энергично откашливался.

— И все-таки, — сдержанно замечает финансовый советник, — повышение Калюббе в настоящий момент исключается. Даже если бы он дал показания, не проявляя желательного в данном случае усердия. Впрочем, гораздо больше опасений мне внушает то, что второй чиновник, Тиль, исчез совсем.

— Исчез? Что значит — совсем?

— Нельзя же просто так исчезнуть! Квартира-то у него есть? Родители?

— Он жил в меблированных комнатах. Вещи еще там. Несмотря на тайное наблюдение криминальной полиции, обнаружить его пока не удалось.

Полковник пытается исправить свой промах: — Искать его, пожалуй, и не обязательно. Искать надо человека, который пустил этот слух. Ведь это только слух, не правда ли?

— Слух… — раздраженно повторяет Андерсон. — Ну да… Разумеется, мы проверили, не было ли с их стороны превышения полномочий, когда они повели волов в Лоштедт вместо Хазельхорста. Во всяком случае, при сложившейся ситуации мы не собираемся ни переводить кого-либо, ни увольнять.

Полковник торжествует: — Ага, так я и думал! Значит, все же кое-что обсуждалось… Ищите людей, которые не умеют держать язык за зубами.

Зазвенел телефон.

Тембориус оборачивается.

— Господин асессор Майер, будьте любезны… Я категорически запретил беспокоить меня сейчас. Выясните, кто нарушил мой запрет.

Асессор подходит к аппарату. Трое собеседников умолкают и с напряжением смотрят на асессора. Тот слушает, говорит «да», опять слушает, говорит «нет» и снова слушает…

Губернатор: — Прошу вас, господин асессор…

Майер протягивает телефонную трубку в сторону губернатора. Лицо асессора побледнело, на лбу выступили капельки пота.

— Я полагаю… — еле слышно произносит он, — кажется, это очень важно… Вы сами…

Тембориус с неожиданной покорностью поднимается и идет к аппарату, бормоча: — Ну, что там еще? — Берет трубку. — Да, у телефона губернатор Тембориус… да, да, это я… кто говорит? — Потеряв терпение: — Что вам нужно, ну?