Крестьяне, бонзы и бомбы

Гарайс пристально посмотрел на своего старшего инспектора: — Ну что ж, Фрерксен, как хотите. А насчет шупо вопрос, кажется, был уже решен. Нет, пожалуйста, ничего мне не говорите. Имейте только в виду… — Очень резко: — Здесь приказываю я. — Внезапная мягкая улыбка: — Надо полагать, на примере со снимками вы поняли, как благодарят в Штольпе. Я лошадка маленькая, — он качнул своим огромным туловищем, — но, быть может, скачки все же выиграю я.

11

Центральная окружная тюрьма расположена чуть поодаль Альтхольма. Коробки из красного кирпича, монотонная россыпь зарешеченных окон на серых, покрытых цементной штукатуркой стенах производят безрадостное впечатление даже в сияющий июльский день.

Бургомистр Гарайс уже не раз бывал здесь и в провожатых не нуждался. Когда на его звонок дежурный полицейский открыл дверь тюремной проходной, он лишь коротко сказал:

— Я к начальнику. Дорогу знаю.

Дежурный поглядел вслед бургомистру, он видел, как тот не спеша, тяжело ступая, вышел из проходной на солнечный двор. «Вот тебя бы я прямо сейчас засадил сюда, красный бонза», — подумал он и с грохотом запер дверь на засов.

Двадцать квадратных метров газона, две клумбы с геранью и четыре розовых куста свидетельствовали о робкой попытке озеленить тюремный двор, но, несмотря на это, он так и остался каменным двором, унылым скопищем гранита, кирпича, цемента и железа. Слева следственный изолятор, справа тюрьма для несовершеннолетних, прямо — административный корпус, на верхнем этаже которого расположена увенчанная золотым крестом тюремная церковь, «молельня».

Засмотревшись на сверкающий золотой крест, Гарайс невольно выпятил губу, повел плечами и произнес: «Н-да».

Неподалеку послышались громкие голоса, началась перебранка, и бургомистр перевел взгляд с креста на крытую легковую автомашину, стоявшую у следственного изолятора. Возле машины он увидел четырех человек — двух полицейских в форме, штатского, в котором узнал своего комиссара уголовной полиции Катценштайна, и еще одного штатского, на которого остальные трое кричали.

Этому четвертому что-то приказывали, вероятно, сесть в машину, однако тот, приняв боевую стойку, спиной к стене, не двигался с места. Полицейские ругали его, а комиссар Катценштайн спокойно уговаривал, держась чуть поодаль и выжидая.

С минуту Гарайс пребывал в нерешительности, потом, вспомнив вдруг, кто этот четвертый, быстро направился через каменную площадь к «осажденному» и протянул ему руку: — Здравствуйте, господин Раймерс. Рад вас видеть. Что, собираетесь на прогулку?

Серые глаза Раймерса смотрели на него пристально, с холодком, но не осуждающе: — Мы тут случайно свиделись, господин бургомистр, аль нет?

Гарайс рассмеялся: — День и ночь в клетке, и всё сам с собой, сам с собой, так и Фомой неверующим станешь, а? Все вокруг против тебя, и все кругом виноваты…

— По собственному опыту знаете?

— Намекаете, не сидел ли я? Пришлось, пришлось. По делу, связанному с прессой. Но уличить меня ни в чем не смогли, и в итоге я получил право стать бургомистром Альтхольма.

— Вам повезло. А вот меня кое в чем смогут уличить.

— Дело не так уж плохо. У вас ведь есть смягчающие обстоятельства. А бургомистром вы не собираетесь быть.

— Я крестьянин.

— Лучше и быть не может, — согласился Гарайс. — Кстати, как поживает ваш бык, который у нас на выставке удостоился первой премии?

Раймерс улыбнулся, в самом деле улыбнулся:

— Этой весной на Большой выставке в Штеттине он получил почетный приз сельскохозяйственной палаты.

— Ну вот, — сказал Гарайс. — А встретил я вас, господин Раймерс, действительно случайно. Я пришел навестить тут одного человека, который между прочим — возможно — связан с вами. Это — некто Тредуп.

— Тредуп?.. Тот самый проходимец, который выдал снимки! И вы идете к нему?!

— Иду. К нему, — Гарайс усмехнулся. — Его подозревают, будто он подложил бомбу в тот вечер, когда вас арестовали…

— Его?! Да полиция…

Раймерсу не дали договорить. Один из полицейских, слушавший разговор бургомистра и арестанта со все возрастающим неодобрением, взорвался: — Разговаривать с заключенным запрещено без специального разрешения. Пройдите отсюда!

Бургомистр расцвел: — Правильно. Вы добросовестно исполняете свои обязанности. Скажите-ка, а вот этот, Катценштайн, предъявил вам такое разрешение?

— Это меня не касается. Он служащий уголовной полиции.

— Правильно. А я — начальник этого служащего. Значит?..

Второй полицейский, видя, что его коллега онемел, пришел ему на выручку: — Но это же другое дело. Извините, господин бургомистр, ведь это называется формальностью, не правда ли?

— Правильно. Формальностью. А потому прошу вас или вашего добросовестного коллегу пойти к начальнику тюрьмы, господину Греве, и доложить ему, что я беседую здесь с подследственным заключенным.

Переглянувшись, полицейские пошептались друг с другом, и тот, что одернул бургомистра, удалился. Тем временем Гарайс возобновил прерванную беседу.

— А что у вас тут за диспут разгорелся? — спросил он.