— Стало быть, оставим его у нас? — спрашивает шеф.
— Конечно, оставим, — соглашается Траутман. — Ни у кого здесь нет таких связей, как у Штуффа. Да и писать может.
— Сколько ему положим, как думаете? — осторожно спрашивает шеф.
— Пока что он получал, кажется, пятьсот.
— Пятьсот? Да вы что! Столько «Хроника» не приносит никогда.
— Может, и приносит, но Штуффу, во всяком случае, пятьсот не дадим. Триста пятьдесят и, — чтобы подсластить пилюлю, — двадцать марок на издержки.
— А если не согласится?
— Куда он денется? Ему скоро пятьдесят, из Альтхольма он уже не уедет.
— В любом случае все должно быть обставлено так, чтобы люди не заметили, что «Хроника» теперь принадлежит нам. Иначе это повредит сбыту.
— Разумеется. Но Хайнсиусу и Блёккеру сказать надо.
— Вы полагаете? А кому это лучше сделать — вам или мне?
— Конечно, вам! Вы же купили газету.
— Тогда позовите обоих, господин Траутман… Пожалуйста.
— Хорошо. Я пришлю их.
Хайнсиус, главный редактор крупнейшей газеты Альтхольма, высокий лысый мужчина в люстриновом пиджаке, влетает к шефу первым с гранками в руках.
— Доброе утро, господин Гебхардт! Хорошо отдохнули? Надеюсь, хорошо! Сегодня отмечаем на первой полосе двадцатипятилетие местной гильдии стекольщиков… я тут набросал несколько слов, в интересах родного города… если у вас есть время, если угодно послушать…
— Не сейчас. Что с крестьянской демонстрацией?
— Крестьяне! — Хайнсиус — само презрение. — Что вы, какая может быть демонстрация. Ведь Раймерс в Штольпе. Вы же знаете, что Раймерса увезли?
— Да. Но я слышал, что обер-бургомистр сегодня утром уехал, на три дня…
— И что?..
— А не скрывается ли что-нибудь за этим? Не хочет ли кто увильнуть?
— Вы так полагаете, господин Гебхардт? Разузнаю, послушаю. И если так — что-нибудь напишу, что-нибудь ядовитое, сатирическое. Мы еще припомним господину обер-бургомистру Нидердалю, что он не пригласил вас на банкет по случаю открытия детских яслей.
— Может, он все-таки забыл?
— Ничего он не забыл. Мне донесли… Нет, лучше не скажу, это слишком мерзко…
— Ну что там опять! Нет, пожалуйста, скажите сейчас. Я не выношу намеков. Говорите же.
— Он якобы сказал, — я знаю это из авторитетнейшего источника, — что Гебхардт, даже если он скупит сотню газет, все равно останется маленьким человечком, хотя ему очень хочется слыть большим.
— Вот как… И кому он это сказал?
— Хотя я дал честное слово не называть имени, но к вам это, естественно, не относится.
— Ну говорите же! — стонет газетный король.
— Городской советник Майзель.
— Хорошо. Это мы запомним. Загордились от образованности!.. Господин Хайнсиус, положение наше становится все более затруднительным. Поддерживать политику Нидердаля после всех оскорблений, которые он мне нанес, недопустимо. Шагать в ногу с красным Гарайсом мы никак не можем, иначе отпугнем средних буржуа — наших рекламодателей, а быть рупором среднего сословия нам нельзя потому, что большинство наших подписчиков — рабочие. Какой же выход?
— Будем лавировать, — утешает главный редактор. — От случая к случаю. Предоставьте это мне. У меня есть чутье. Я не споткнусь. А против Нидердаля выступим сегодня на первой полосе — я разузнаю, почему он уехал. Если из страха ответственности, то ему достанется!
— Справьтесь у Штуффа. Он знает все.
— У Штуффа?.. Да он далеко не все знает.
— Говорю вам, у Штуффа.
— Вы имеете в виду Штуффа из «Хроники»?
— Да.
— Но, господин Гебхардт!
— Штуфф с сегодняшнего дня мой служащий.
— Ваш?.. Вот как?..
— Вчера вечером «Хроника» перешла в мое владение.
Гранки разлетаются по полу. Хайнсиус воздевает руки, его вечно покрасневшие глаза устремляются вверх.
— Господин Гебхардт! Господин Гебхардт! Наконец я дожил до этого! Конкурент побежден. Штуфф — наш служащий! Господин Гебхардт! Благодарю вас. Благодарю. Наш служащий Штуфф… — Он снова и снова пожимает шефу руку.
— Но это тайна, господин Хайнсиус. Публика пока ничего не должна знать. Иначе можно повредить сбыту «Хроники», которая, как вы понимаете, останется строго правой.
— Тайна? Жаль… Что ж, можно будет хотя бы давать Штуффу распоряжения. Его материал мы теперь имеем право использовать. Он же выходит на два часа раньше… С сегодняшнего дня начну его регулярно вырезать… И будем ставить впереди. Во всех сомнительных случаях…
В пылу восторга Хайнсиус предается мечтам: — Я ему припомню, Штуффу, что на последней осенней ярмарке он скупил двести экземпляров моего романа «Немецкая кровь и немецкая нужда» и продал их оптом за гроши.
Гебхардт покашливает: — Не будем, однако, забывать существа дела. Вы теперь коллеги и прежде всего обязаны заботиться о выгоде предприятия.
— Ваша выгода само собой разумеется, господин Гебхардт. Я принимаю в расчет только деловые соображения. Вот увидите, какой новый расцвет ожидает теперь «Нахрихтен».
— Сообщите об этом также Блёккеру, сугубо конфиденциально. Кстати, почему Блёккер не пришел? Что-то он редковато ко мне заходит. А я хотел бы видеть своих сотрудников ежедневно.