Крестики-Нолики

Берц прохаживалась перед нами, в этот раз накручивая на руку цепочку из громадных звеньев. Такие никелированные цепочки любили всякие недоделанные неформалы, воображающие себя терминаторами. Этих борзых малолеток в Старом городе вроде бы не водилось – ну, или мне так только казалось, потому что здесь я не имела привычки ошиваться в подворотнях и злачных местах. В моём городе они цепляли на один конец ключи или какую-нибудь ещё мелкую дребедень и засовывали в карман, а цепочка болталась вдоль штанины, вытирая края кармана чуть не до дыр.

Берц всё ходила и ходила, с цепью на пальце, и монотонным голосом сообщала новости – а все мы вертели головами следом за ней, так что под конец у меня заныла шея. В городишке неподалёку от нас какой-то неуловимый мститель, поймать которого теперь уже было нельзя совершенно точно, потому что он живо слинял на тот свет, подогнал к зданию муниципалитета машину, нашпигованную взрывчаткой, да и сделал шикарный салют. Мэра – вернее, то, что от него осталось – можно было хоронить в спичечном коробке, здание смело с фундамента, точно тропическим ураганом, а за нами к вечеру должны были подогнать пару военных грузовиков – за каким-то хреном подрывали две трети личного состава. Террорист-одиночка в итоге утягивал за собой к праотцам минимум целый посёлок, который мы должны были повычистить весь, как крыс из нор. А может быть, планировался даже не один посёлок – потому что у нас срывали с места заведомо больше двадцати человек.

Я однажды видела эту чёртову схему в действии, да только в Старом городе такой номер и в другой раз прошёл бы порожняком, потому что эти дома мог стронуть с места только ядерный взрыв, а не самопальная тротиловая загогулина на батарейках. В крайнем случае, львы около подъезда остались бы совсем без зубов, но их это вряд ли бы сильно расстроило. В тот раз повыбивало стёкла, сорвало взрывной волной двери с петель, а щепками, как пулями, прошило бельё, которое сушилось на верёвке. Самого камикадзе, впрочем, соскребали с асфальта. Вернее, с брусчатки. Больше всех разорялась тётка, чьё бельё стало похоже на решето, и обитатели тех помещений, в которые стекольщики приволоклись в последнюю очередь. Но следом за этим цирком был пустой посёлок, или деревня, или я уже не помнила, что, да и разницы особой не видела – были точно такие же высаженные окна, полуоткрытые двери и пятна крови на полу и стенах. Ну, и, конечно, хозяева – в положении мордой вниз и с дыркой в черепушке. Идея была в том, что последний деревенский недоумок в стране знал – сразу после таких фортелей приходят каратели. Им – то есть, нам – глубоко по барабану, что те, кого мы валим, совершенно не при делах. После этого можно было надеяться, что местное население не будет гореть желанием поддерживать кого-то ещё, кроме официальных властей.

За окном пошёл дождь, а мы до прихода грузовиков подбивали клинья, каждый своё.

Хелена Ярошевич, тёзка Берц, сидела на койке в одном ботинке, держа в руках другой, и смотрела на него с такой ненавистью, будто он был повинен в супружеской измене.

– Ярошевич, ты лучше того… может, зажигалочкой, а? – я просто излучала невинность.

– Вот с-с-сука, – с отвращением сказала Ярошевич ботинку.

Ботинок не реагировал никак. А казалось, что он просто обязан хотя бы сконфузиться. Как минимум половина роты притихла в ожидании.

– Ну, так как? – в моём голосе было столько желания помочь ближнему, что даже камень на дороге, и тот бы пустил слезу от умиления.

– Чего делать-то? Зажигалочкой? – озадачилась она.

– Или у меня тут где-то спички были, – я сделала вид, что вспомнила про спички.

– Да чего? – допытывалась она. – Заплавить чем-нибудь попробовать?

На койке рядом лежали надыбанные где-то по этому случаю шило и дратва. Откуда-то уже запахло оружейным маслом: кто-то не поленился и ещё разок чистил оружие. Рядом раздавалось шуршание и приглушённая ругань.

– Туфельку твою бальную поджечь. Взглядом, – наконец, сказала я, едва удержавшись, чтоб не заржать раньше времени. – Ведь дохлый номер, не загорится. Ты же не эк-стра-сенс.

Она поглядела на меня так, что у меня тут же возникло стойкое ощущение, что сейчас она возьмёт да и засветит мне этим ботинком в глаз. Тогда многострадальным станет не только ботинок, но и я к ботинку в придачу.

– Она – этот самый… – рядом Рыжая Джонсон, отдуваясь, пыталась засунуть в битком набитый вещмешок ещё какую-то жратву.

– Сейчас как в лобешник дам – тогда увидим, кто там "этот самый", – хмуро пригрозила Ярошевич. – Борзометр не на зашкале?

– …эк-стра-секс – мастер-класс в любое удобное для вас время, – закончила Джонсон и заранее пригнулась.

Ярошевич кинула в неё ботинком, но промахнулась, и в ответ получила по голове пакетом с чипсами, которые явно пришлось бы распихивать по карманам, если Джонсон до такой степени не хотела с ними расставаться.