Я могла поспорить, что на горизонте снова нарисовалась какая-то проблема – теперь с тем, чтобы взять меня под руку. Может быть, это было против правил, чёрт его знает. Я опять почувствовала себя дурой, как тогда, когда случился тот поход "в гости", и я всё боялась лажануться. Ядрёный помидор, проклятых правил имелся вагон и маленькая тележка. По-моему, мозги должны были растягиваться, как резиновые, чтобы вместить все эти премудрости, и уж мне-то точно не светило быть образцом для подражания.
Чёрт подери, я не могла, словно по волшебству, превратиться из себя нынешней в себя-такую-как-она-хотела-видеть. Да и не особо горела желанием, честно говоря. Потому что это была бы уже не я, а Я-С-Которой-Не-Стыдно-Показаться-Рядом. Ну, или как-то так. И это было бы полным фуфлом, вызывающим рвотный рефлекс. Я не могла в одночасье стать олицетворением этой фразы-монстра, где было так много заглавных букв. Даже если бы захотела.
– Извини, – ещё раз сказала она.
У неё с такой лёгкостью выскакивало это слово, что нечто внутри меня всякий раз дёргалось, словно я садилась голой задницей на кнопку. Должно было случиться что-то по-настоящему феноменальное, чтобы у меня получилось сказать это "извини" – просто так, в разговоре, а не в виде длинного "извините-госпожа-Берц-больше-не-повторится", которое уже намертво приросло к уставу.
"Ладно, хрен с тобой, док", – подумала я, сжав зубы, и зашлёпала по лужам к разбухшей двери, из-за которой тянуло теплом и вкусностями.
Дверь открылась без единого звука, словно её обили толстым слоем войлока. Она была немного скользкая, и оставила на моих пальцах влагу и запах верфи, над которой пронёсся шторм.
Я на секунду застыла на пороге, но тут же мне пришло в голову, что я похожа на деревенского простака, который не выходил дальше околицы, и теперь стоит, разинув рот, и глядит на чудеса большого города. Я посторонилась и пропустила докторшу вперёд. В лицо пахнуло теплом, рябь на лужах и дрожащие отражения фонарей остались позади, а здесь была туча запахов – молотого кофе, пирожных с заварным кремом, шарлотки, маленьких хрустящих булочек, посыпанных сверху кунжутом. Здесь был шорох накрахмаленных скатертей и салфеток, свёрнутых в серебряных кольцах, и еле слышное гудение газа в светильниках, которые свешивались с потолка над каждым столом – зеленоватый кружок света скользил по скатерти, когда светильник слегка покачивался на своей цепи.
– Так в чём же было дело? Похоже, я не ошибусь, если предположу, что во всём виноват спирт? – вдруг спросила докторша.
– Пополам с промедолом, док, – я знала, что она не будет трепать языком направо и налево.
– Адель. Ты не забыла, это не больно? – поддела она. Ну конечно, ей снова приспичило, чтоб я звала её по имени.
– Да, – сказала я. – Извини.
Жаль, я не могла посмотреть в зеркало, так как, похоже, у меня уже начинал светиться нимб.
Впрочем, мне понравилось звать её по имени. И нравилось, когда она произносила это своё: "Здравствуйте, Ева…", и в конце её голос становился на полтона выше. Будто она ставила знак вопроса, словно была не уверена, не слиняю ли я от греха подальше сразу после этого "здравствуйте".
– Я подозревала что-то в этом роде. Опасная смесь, – сказала она. Да уж. На меня сию секунду накатил приступ тошноты.
– Не пробовали? – я нервно сглотнула.
– Зачем? – удивилась она.
– Не знаю, – я пожала плечами. – Брякнула просто так. Надо же было о чём-то спросить.
– Ну, уж нет, – она наставительно подняла вверх палец. – Ничего не бывает просто так.
– Ладно-ладно, может быть, ради интереса. Я ведь понятия не имею, что вы… что ты отмачивала пять или десять лет назад, – в шутку предположила я.
– Я не настолько… неосторожна, – ей понадобилось всего пара секунд, чтобы подобрать слово помягче.
– Скажи лучше "я не настолько мудак", – поправила я.
– Вроде того, – согласилась она. – Наверное. Не обижайся.
– Я не обижаюсь, – заверила я – и мне стало смешно и жарко.
– На самом деле я всегда знала, сколько и чего надо, чтобы не проснуться, – вдруг сказала Адель.
– На кой чёрт? – удивилась я.
– Просто так. Тайны жизни, или что-то вроде того, – нерешительно ответила она.
– Ты сама только что сказала, что ничего не бывает от потолка. Я же, например, этого не знала – пока меня просто-таки пинками не заставили узнать, – сказала я.
– Ты – практик, – серьёзно объяснила она.
Вот уж точно, ничего не бывает просто так – и это слово "практик" полоснуло меня по ушам хлеще воя сирены или визга металла о стекло. Куда уж, ядрёный корень, серьёзнее! Серьёзнее меня мог быть только священник в воскресенье, да и тот показался бы комиком из эстрадного шоу.
– Да. Я практик, – жёстко сказала я.
Кем, чёрт подери, ещё я могла быть, получая своё золотишко за вполне конкретную работу? Только зачем снова было выволакивать на свет Божий эту тему, если, конечно, не предположить, что докторша обожала мозговой мазохизм?
– Просто я – всего только теоретик, – сказала она – так, будто извинялась.
– Ты про смерть? – всё-таки спросила я.