Крестики-Нолики

А я сидела, как полный кретин – и, хоть ты тресни, не могла придумать какую-то экстренную тему, чтобы отвлечь её от панорамы за окном – и от кровавых пятен на стене от пальцев этого кренделя в гражданке.

Я видела эти пятна даже отсюда.

Наконец, ему быстро заломили назад руку, тут же подъехал внедорожник, и все трое исчезли внутри, не забыв напоследок приложить арестованного башкой об крышу. Я уже не смотрела на улицу – что мне было от сцены, которую я видела десятки раз? Я пялилась на Адель – и пыталась понять, что происходит у неё внутри. Хотя, ей Богу, мне было наплевать на мужика, которому сегодня не повезло.

Ко всему прочему из моей головы окончательно испарились мысли о том, кто есть кто. Даже если мне снова начали бы засирать пропагандой башку, не думаю, что что-то бы изменилось. Ничего не изменилось бы, даже если бы неожиданно воскресли папаша и мамаша и первым делом захотели прочистить мне мозги. По идее, если меня что-то не устраивало, я могла запросто взять и приложить докторшу мордой о стол, сдать патрулю "до выяснения" или пристрелить, окажись под рукой оружие – и не думаю, чтоб за это меня отдали под трибунал, – потому что здесь и сейчас рулили совершенно другие правила, и совершенно другие люди. Хотя бы те, что пять минут назад уехали отсюда в служебной машине. Но на деле я принимала эти её приморочки и при этом чуть ли не прыгала от восторга.

– У тебя остывает чай, – напомнила Адель, с удивительным спокойствием отвернувшись от окна.

И впрямь – передо мной стоял стакан с чаем, про который я напрочь забыла. Я схватилась за него, будто это было последнее, что связывало меня с реальным миром, и выпила парой больших глотков.

Чёрт подери! Весь этот совсем не остывший чай бухнулся в желудок, и тут же мне захотелось, чтоб рядом срочно оказался стакан со льдом, куда можно было бы засунуть язык.

– Что с тобой? – спросила Адель. – Посмотри на себя в зеркало. Ты похожа на помидор, – она скептически оглядела меня с таким видом, будто собиралась уличить в том, что я занимаюсь под столом какими-нибудь непристойностями.

– Чёрт с ним, с помидором, – мне снова стало смешно – особенно когда я представила свою красную рожу. – Продолжаем разговор? Я подумала – а вдруг узнаю о тебе что-нибудь новенькое?

– Может, и узнаешь, – согласилась она. – Одно новенькое я могу сказать прямо сейчас – понятия не имею, зачем, но мне зачем-то надо слушать про это. Хотя, сама понимаешь, все твои рассказки точно не входят в список тем для светских бесед.

– То есть, ты хочешь, чтобы я в очередной раз вывалила тебе какое-нибудь дерьмо? – уточнила я.

– Похоже на то, – мрачно сказала она. – Может, не важно, что ты вывалишь дерьмо или что-то там ещё. Может, всё дело в том, что это сделаешь ты?

– Если я правильно поняла, ты не прочь в очередной раз послушать всю эту мутотень про Ника, подвальное окно, лавандос строго наличными, про сама-знаешь-что, и так далее? – мне просто не верилось, что на эти мои байки-из-склепа можно подсесть, как на тот же промедол.

– Не прочь, – подтвердила она. – И ещё я не прочь узнать, о чём ты думаешь на самом деле.

Передо мной снова будто шарахнули об пол чем-то, что разбилось и окатило меня кипятком. Словно грохнулся на пол стакан с чаем, который только что проносила мимо официантка, а я на мгновение примёрзла к стулу – перед тем, как заорать или треснуть кулаком по столешнице.

Но я почему-то не заорала, и даже не выругалась. Будто где-то в мозгах снова щёлкнул рычажок, да и переключил меня на режим "comme il faut", как чёртова робота.

Докторша могла считать меня кем угодно – она, похоже, и думала про меня, что угодно, – но на этом я с самого начала поставила для себя точку, сказав "Да и хрен с тобой, док" – и мне на самом деле было всё равно. Я и была, наверное, дерьмом – но никто не имел права лепить мне что-то, что было явно не про меня. Пусть даже со стороны это и казалось полной ерундой.

– Значит, так, – решительно сказала я, – видать, даже слишком решительно, потому что она смотрела на меня во все глаза. – Я никогда не говорю того, чего не думаю на самом деле. Ты не против, если это тоже будет правилом?

– Хорошо, – покорно сказала она. – Значит, это правило номер два.

– А как ты отнесёшься к тому, что я сразу забью место для правила номер три? – спросила я.

– Похоже, ты тоже умеешь придумывать правила, – пошутила Адель. – Я вся внимание.

– Если я что-то думаю, то я скажу это вслух, – едрить твою налево, я даже смогла вместить мысль всего в несколько слов. Остатки моих мозгов приосанились и слегка загордились.

– То есть, я об этом узнаю первой? – уточнила она. – Что ж, превосходно. Пожалуй, эти правила подойдут и мне.

– Это хорошо, – философски сказала я. – Иначе какой смысл?

– В чём? – переспросила Адель.

– Общаться, – пояснила я. – Знаешь, всякие такие разговоры, когда один говорит то, что не думает, а другой сидит и только тем и занимается, что снимает с ушей лапшу.

– Наверное, никакого, – сказала она. – Я как-то об этом не думала.

– Может, до этого у тебя не было возможности подумать? – намекнула я.