Крестики-Нолики

– Это почему же? – обиделась Адель.

– Потому, что не с кем было общаться? – предположила я. – Как-то… вот так вот. По особенному?

– Что ты имеешь в виду? – удивилась она.

– Например, про смерть? – сказала я прямо.

Адель немного поразмыслила и искоса посмотрела сквозь окно. Пятна крови на грязной мостовой уже размыло дождём в грязно-бурые кляксы.

– И, например, безо всех этих словесно-мозговых ребусов, – добавила я.

– Пожалуй, что и так, – она не стала отпираться.

– Тогда тебе не кажется, что на горизонте замаячило правило номер четыре? – поддела я.

– Нет ребусам? – уточнила Адель. – Пожалуй, для меня это будет сложнее всего.

– Почему? – спросила я.

– Ну… За ребусами иной раз прячешься, можно сказать и так, – наконец, ответила она.

– Мне это кажется немного… глупым, – честно сказала я. – Какого хрена прятаться, если мы с тобой уже общаемся?

– Я не сказала, что это плохое правило, ведь так? – возмутилась Адель. – Я всего лишь сказала, что мне придётся трудновато.

Я навалилась на стол, передо мной стоял стакан из-под чая, и я для чего-то возила в нём ложкой. Ложка тихонько звенела, а я сидела и улыбалась, словно внезапно наступил день рождения.

Она не хотела прятаться – хотя бы потому, что сказала об этом вслух.

Ей было трудновато не прятаться, а мне – время от времени осознавать себя человеком с луны. Не потому, что меня и вправду уронили в детстве, а потому что я была лунным человеком по сравнению с ней.

– Так о чём ты думаешь? – спросила Адель, гипнотизируя позолоченную ложечку с витой ручкой, которой я вертела в пустом стакане.

– О том, что я только что родила пару умных фраз, и при этом каким-то образом умудрилась связать падежи без того, чтобы хоть разок не выругаться, – честно ответила я.

Она засмеялась.

– Похоже, ты наберёшься от меня всякой ненужной дряни, – подтвердила она и взяла яблочное пирожное. – Так что у нас там с разговорами о смерти?

– Подожди, – сказала я. – Я вспомнила ещё одну штуку.

– Правило номер пять? – подколола Адель. – Кажется, тебе понравилось. Если так пойдёт дальше, нам придётся записывать.

– Нет, просто вопрос, – я мысленно перекрестилась и с криком "ура" пошла в атаку. – Почему я?

– В каком смысле? – спросила она, хотя я видела, что она в ту же секунду поняла, в каком смысле. – Ты хочешь знать, почему я вообще сижу здесь? И почему я сижу здесь с тобой, а не с Берц, или кем-то ещё?

– Всё началось с чашки чая… с записки… с цепочки. Или нет? – у меня кончились слова. Логика не кончилась – она просто-напросто и не начиналась, и я нагромоздила всё подряд, словно лепила снеговика, а в итоге вышел монстр из фильма ужасов. Запас смелости, видать, тоже был на исходе.

– Не знаю, – ответила Адель. – Если тебя не устраивает ответ "не знаю", то сейчас придётся выслушать встречный дебильный вопрос, только потом не орать о том, что он тебе тоже не нравится.

– Я уже чувствую, что он мне не понравится, – мрачно сказала я.

– И какой будет ответ? – она взяла серебряное кольцо от салфетки и крутила его в пальцах.

– Такой же, – честно ответила я. – О`кей, о`кей, давай я признаюсь, не сходя с этого места: я тупая.

– Эээм… – мне показалось, что Адель поперхнулась.

– Да, док? – переспросила я.

– Просто ничего не говори, – сказала она. – Это будет лучше, чем если ты начнёшь разыгрывать из себя полного кретина.

– Конечно, не полного, – возмутилась я.

– Половинку кретина, если тебе так больше нравится, – Адель засмеялась. – Это раз. И придуриваешься ты совершенно бездарно, это два. И ещё.

– Да, док? – я была сама вежливость. Даже после придуривающейся половинки кретина.

– Дождь кончился, – сказала она.

Похоже, ей тоже не очень-то нравились все эти местечки, даже если они никак не тянули на злачные. Не знаю, как Адель, а я когда-то переела всего этого так, что полезло из ушей.

Дверь снова окатила меня волной запахов – корабельной сосны, смолы и дождя – а потом бесшумно повернулась на петлях и плотно закупорила вход, как разбухшая пробка бутылку с вином.

Ветер стих, простыни над Больничной неподвижно висели на своём месте, и с них на нас капала вода. Впрочем, капли шлёпались отовсюду – с карнизов, ставен, косых балок под балкончиками, которые нависали прямо над головами.

И не было ни единого человека, словно Старый город снова вымер.

– Так ты ответишь на вопрос? – коварно спросила она. – Почему я?

На этом моменте я впала в ступор. Чёрт подери, и впрямь, она имела полное право донимать меня в точности таким же вопросом.

– Может, потому, что мне надо было рассказать? – предположила я.

– Ну вот. А мне надо было послушать, – она подвела итог.

– Ты тоже не прочь докопаться до смысла, а, док, ведь так? – сказала я. – Послушать зачем? Давай, скажи мне, что в старости ты хочешь написать книгу про какую-нибудь дрянь: про отморозков, маргиналов, или про войну, или про всё вместе.

Мы шли на расстоянии двух ладоней друг от друга, как вдруг неожиданно столкнулись, словно в той кофейне мне подлили в чай алкоголь, и ноги шли сами по себе, наплевав на то, куда хотело идти всё остальное.

– Ерунда, – отрезала Адель. – Я не умею писать.