Крестник Арамиса

— Он ездит без седла на самых строптивых лошадях. Каково? Право, мой сын искусный наездник! Настоящий наездник!..

— Великолепно. Сей талант пригодится ему в жизни.

— Наконец, еще совсем малышом, едва ему исполнился год, он получил от меня маленькую шпагу и с тех пор ни единого дня не провел без занятий по фехтованию, упражняясь по несколько часов в день и делая отличные успехи…

— Стремясь к совершенству…

— Маленькая шпага превратилась в длинную рапиру, худые коленки — в пружины, рука обрела железную хватку, и ребенок стал таким молодцом, что может день напролет простоять на карауле, опираясь на левую ногу и держа правую руку у груди, — есть такой способ, который, между нами говоря, стоит любого другого.

Арамис многозначительно покачал головой, однако тут же на бледном его лице появилась ирония.

— Прекрасно, — сказал он. — Хочу сказать только одно, господин барон: думаю, что воспитание этого гения фехтования, охоты и езды верхом продолжалось, даже когда настало время учить его читать…

— Как вы можете? Элион бегло читает и прекрасно пишет. Соседский кюре был его учителем. Есть даже некий Плутарх, которого он читает в оригинале, и некто Квинт Курций, которого он грозится перевести без подготовки.

— Великолепно! Отдайте его мне!

— Кого, позвольте?..

— Вашего сына.

— Элиона? Зачем?

— Сначала сделаю его своим секретарем.

Экс-бригадир обиженно надул губы:

— Черт возьми, но я протестую… Мы — дворяне шпаги!

Арамис с сожалением взглянул на Эспландиана.

— Барон, — сказал он, — клянусь, что дипломатическая карьера совсем не унижает человека.

Жюссак принялся крутить усы.

— Дипломатия? Возможно… Но иметь профессию, которой не понимаешь… Мне кажется, парень скорее полюбил бы мушкет, чем перо…

— Он желает быть солдатом?

— Боже мой, в армии скорее заработаешь тумаков, чем золотых луидоров. Но он вбил себе в голову, что это случай наколоть воинское звание на острие шпаги и добиться Вивианы!

— Ну что ж, посмотрим, как молодой человек проявит себя в армии. Благородная кровь вряд ли обманет…

— Да, но вы-то знаете, каково служить, если тебя не поддерживают при дворе…

— Пустяки. Поручим его де Катина, де Вильяру или де Вандому…

— Вы знакомы с этими знаменитыми военачальниками?

— И не только с ними, но и еще кое с кем, чья помощь отнюдь не будет бесполезна нашему юному другу. Среди них, например, господин де Шамийяр…

— Военный министр!

— Мадам де Ментенон…

— Настоящая королева Франции!

— А отец Ле Теллье…

— Новый духовник его величества!

— А значит — король короля, — сказал Арамис твердо.

Барон не успевал удивляться.

Потом стало так тихо, что слышно было, как вдалеке звенят бубенцы, свистает кнут и грохочут колеса приближающейся кареты.

Вошли Требюсьен и слуга путешественника.

— Монсеньор, экипаж готов, — объявил последний.

— Монсеньор! — повторил де Жюссак, подскочив в кресле.

— Жду приказа вашего превосходительства, — подхватил слуга.

Барон воздел руки.

— Превосходительство!.. Чертовщина! Уж не сплю ли я?

Гость положил руку ему на плечо.

— Извините меня, Жюссак, — сказал он фамильярно-покровительственным тоном, — шевалье д’Эрбле, или, если вам угодно, бывший мушкетер Арамис, теперь герцог д’Аламеда, чрезвычайный посол его католического величества при правительстве Версаля; имею звание гранда и ожерелье.

Каждое слово ударом молота отзывалось в голове де Жюссака.

— Герцог!.. Звание гранда!.. Ожерелье!.. — бормотал он, ощупывая себя, как бы сомневаясь в действительности происходящего. Собеседник ответил поощрительным, хотя и несколько высокомерным, жестом.

— Успокойтесь, барон, пора прощаться. К сожалению, у меня более нет времени вас удивлять и задерживаться для пространных объяснений. В заключение скажу, что в Эскуриале я тайный посланник французского короля и советник его внука Филиппа V. Отсюда явствует, что связавшего со мной свою судьбу ждет довольно завидная участь и немалое количество бриллиантов. Доверьте мне сына не мешкая. И не забудьте, что д’Артаньян, который был всего лишь потомственным кадетом, умер с рукой на жезле голубого бархата, украшенного золотыми геральдическими лилиями.

— Ха! — воскликнул барон, ощущая прилив гордости. — Мой Элион действительно из того теста, на котором замешивают маршалов Франции. Были среди них и с более скромными талантами…

Путешественник поднялся с места.

— Базен! — приказал он. — Трость и шляпу!

Старый слуга, почтительно кланяясь, передал ему вещи. Лошади во дворе били копытами, в седле ждал форейтор, насвистывая старинную народную песенку.

Господин де Жюссак все еще размышлял.

— Ну же, — торопил Арамис, — решайтесь, время не ждет.

Барон тряхнул головой.

— Господин герцог, я оставляю сына себе.

Отнюдь не такого ответа ожидал бывший мушкетер от бывшего бригадира гвардейцев. Он полагал встретить радостные излияния благодарности. Отказ не столько обидел его, сколько удивил. Но ни один мускул не дрогнул на лице Арамиса.

— Хорошо, — сказал гость, — оставим это.

И совсем уже было собрался откланяться, но хозяин замка удержал его.

— Ну хорошо, давайте продолжим… Я оставляю сына, чтобы продлить себе жизнь, но после смерти завещаю его вам.

— Как?