А потом можно и полежать в том же самом предбаннике, не уступающем по роскоши восточному дворцу. И кто это только выдумал: мир хижинам, война дворцам? Глупые люди… Всегда были хижины и всегда будут дворцы, и мир между ними куда лучше войны. Впрочем, так оно пока и есть. А в России нет ничего более постоянного, нежели это неопределенное «пока»…
Под эти философские мысли распаренный баней и разомлевший от чая гость незаметно уснул.
А потом был ужин. При камине и свечах, отражавшихся в висевших на отделанных красным дубом стенах венецианских зеркалах, в резных, опять же барокко, бронзовых окладах.
И конечно, разговор… Но пока не о делах. Так… ни о чем…
После ужина хозяин дачи пригласил гостя сыграть на бильярде, и тот с удовольствием принял вызов. После бани и сна он чувствовал себя в прекрасной форме.
Восточного человека трудно удивить роскошью, ибо Восток и роскошь есть не что иное, как близнецы-братья. Но когда хозяин зажег многочисленные свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках, он не мог не заметить изумленного выражения на лице гостя.
И было чему изумляться. Наверное, именно в таких залах играли в Монте-Карло. Кстати, стол был привезен из столицы игорной империи…
Правда, некоторые надписи на стоявших на специальных подставках вдоль стены телефонах все же разрушали иллюзию. И даже возвращали в жестокую реальность. Ибо написанные на телефонах золотыми буквами имена говорили сами за себя.
Играли в американку. С переменным успехом. Но первую партию выиграл все-таки гость.
— Сейчас мы покурим, — выкладывая на зеленое сукно пять тысяч долларов, проговорил старавшийся ничем не выказать своего огорчения хозяин, — а потом я возьму реванш!
— Пожалуйста! — широко улыбнулся гость, и по этой улыбке можно было понять, что проиграть хозяину ему гораздо приятнее, нежели одержать над ним в его доме победу.
По-восточному тонко велась и та беседа, ради которой, собственно, и было затеяно все это путешествие.
— Мы почти полностью утратили контроль, — затягиваясь сигаретой, произнес гость. — Осталась только тонкая ниточка, кончик которой сейчас находится…
— Я знаю, где он находится, — перебил на всякий случай гостя хозяин. — И работа в этом направлении ведется…
— Очень бы хотелось надеяться, — снова заговорил гость, — на ее успешное окончание!
— Постараемся! — пожал плечами хозяин. — Но… — насмешливо взглянул он на гостя, — все в руках Аллаха!
От гостя не укрылась насмешка, но он ничем не выразил своего недовольства. Все было правильно. Слишком уверовали они в этого Хана, и когда вдруг среди ясного неба раздался гром, то никто не оказался готов к такому повороту. Да и не таким уж ясным оно и оказалось, это небо…
Но и хозяин и гость никогда не лили слез по былому. Случилось, значит, случилось! Главное, впредь не повторить той же самой ошибки! И зная их, можно было с уверенностью дать руку на отсечение: не повторят!
Да и не прошлым были заняты их мысли, а будущим. Кто-то ведь сменил Хана. А раз так… Одним словом, интересы обоюдоострые…
И поэтому гость, нисколько не обижаясь на иронию, мягко сказал:
— Конечно, ничто в этом лучшем из миров не совершается без воли Всевышнего, но мне кажется, что и от ваших рук зависит многое.
— Многое, но не все, — пожал плечами хозяин.
Конечно, рано или поздно этого Бабаева раскрутят, но всех карт этому азиату открывать ни к чему. Ведь сейчас, выражаясь образно, шла своеобразная борьба за обладание большим количеством акций картеля убитого Хана.
Понимал это и гость. Но язык и дан для того, чтобы скрывать мысли…
— Вы будете в курсе всех наших дел, — заверил хозяин, гася сигарету и вставая. — Можете быть спокойны! А теперь я хотел бы отыграться!
— С удовольствием! — поднялся и гость, которого не ввели в заблуждение обильные обещания хозяина.
Вторую партию он проиграл…
Глава 15
Стамбул встретил Смоленского дождем. Но было тепло. Открыв зонтик, Игорь Аркадьевич направился к стоянке такси, и его почти сразу же остановил рослый турок в кожаной куртке.
— Nereye gitmek istiyorsunuz?[3]
— широко улыбнулся он и, видя, что его не понимают, переспросил по-английски: — Where do you want to go?[4]— To the seaport![5]
— ответил Смоленский, довольно прилично владевший английским языком.Надежда на беседы с людьми из Золотого тре-угольника не оставляла его никогда. Понятно, без переводчиков…
— O’key! — снова улыбнулся турок и указал на стоявший метрах в пяти «фиат»: — I ask you![6]
На этом познания водителя в английском языке кончались, но Смоленский и не нуждался в его комментариях. Он предпочитал смотреть сам.
Стамбул… Древний и вечно юный город, овеянный славой и окутанный легендами…
Византийские императоры, османские султаны, крестоносцы… Можно было только догадываться, сколько тайн хранили дворцы, церкви и мечети, мимо которых проносились века и проезжал сейчас Смоленский…
«Стамбул гяуры нынче славят…» — вспомнил вдруг Смоленский Пушкина. Все правильно, он тоже был бы гяуром и тоже славил бы этот великий город, сподобь его Господь писать стихи…