Следующие двое участников прилетели с Западного побережья. На встречу они явились в одной машине, поскольку очень тесно сотрудничали. Их звали Фрэнк Фальконе и Антонио Молинари. Сорокалетние – заметно моложе остальных участников съезда, – одевались они броско и вели себя чуть развязнее, чем требовалось.
Фрэнку Фальконе принадлежали киношные профсоюзы, игорный бизнес на студиях, а также сложный конвейер, поставлявший девушек в бордели всех западных штатов. Никому из донов в принципе не светило стать «шоуменом», но Фальконе отчасти это удалось, что вызывало у коллег соответствующее недоверие.
Антонио Молинари заправлял портовой частью Сан-Франциско, а также был одним из крупнейших воротил в сфере спортивных ставок. Выходец из семьи итальянских рыбаков, он владел лучшим в Сан-Франциско рестораном морской кухни, которым так гордился, что, поговаривали, подавал там изысканные блюда по доступным ценам – себе в убыток. Ничего не выражающему лицу Молинари мог бы позавидовать профессиональный игрок в покер. Также было известно, что дон как-то связан с контрабандой наркотиков через мексиканскую границу и на судах азиатских маршрутов. Помощники у Фальконе и Молинари были молодые и крепко сложенные – явно телохранители, а не советники; впрочем, принести на встречу оружие они бы не посмели. Было достоверно известно, что парни владеют карате. Сей факт донов скорее забавлял, чем пугал: для них это все равно, что носить кресты, благословленные самим Папой (впрочем, нужно отметить, что некоторые из присутствующих были довольно набожными).
Далее прибыл представитель бостонской мафии – единственный дон, не пользовавшийся уважением. Доменико Панца имел репутацию человека, который не только не заботится о своих людях, но и во всем их обманывает. В принципе, это простительно, ведь каждый сам отвечает за размеры своей жадности. Непростительно то, что дон не поддерживал порядок в своей империи. В Бостоне слишком часто убивали и делили сферы влияния. Там было слишком много вольных стрелков и слишком открыто плевали на закон. Если чикагцев считали дикарями, то бостонцев величали
Кливлендский синдикат – пожалуй, самый могущественный в игорной сфере – представлял пожилой, болезного вида мужчина с тощим лицом и снежно-белыми волосами. Прозвище Жид (естественно, за глаза) он получил, потому что окружил себя не сицилийцами, а помощниками-евреями. Поговаривали, что он даже подумывал сделать одного из них консильери, но не решился. В общем, если из-за Тома Хейгена про семью Корлеоне говорили «ирландская шайка», то семью дона Винсента Форленцы – с еще большим основанием – называли «еврейским кагалом». При этом его организация работала как часы, да и сам он, несмотря на трепетный облик, не падал в обморок при виде крови. Правил Форленца железной рукой в бархатной рукавице.
Представители Семей Нью-Йорка явились последними, и Тома Хейгена поразило, насколько внушительнее и степеннее они выглядели по сравнению с провинциалами. Прежде всего они, по старинной сицилийской традиции, были «мужами с брюшком», что в переносном смысле означало власть и вес, а в прямом – корпулентность, как если б одно подразумевало другое (а на Сицилии так и было). Каждый нью-йоркский дон, включая Корлеоне, отличался импозантностью и имел львиную голову с крупными чертами лица, роскошным королевским носом, полным ртом и складчатыми щеками. Эти доны не стриглись по последней моде и не носили идеально подогнанные костюмы. Они выглядели занятыми людьми, которым не с руки отвлекаться на подобное щегольство.
Антонио Страччи, «хозяин» Нью-Джерси и управляющий грузоперевозками в манхэттенских портах Вест-Сайда, владел игорными притонами в Джерси и имел большой вес в демократической партии. Ему принадлежал обширный парк грузовиков, приносивший огромный доход: во‑первых, потому, что его машины не останавливали и не штрафовали на весовом контроле, а значит, они могли ездить с большим перевесом; а во‑вторых, потому, что тяжело груженные грузовики портили автострады, и принадлежащая Страччи дорожная компания получала выгодные контракты на их восстановление. Такой самоподдерживающийся бизнес был для многих присутствующих заветной мечтой. Кроме того, Страччи принадлежал к людям старой закалки и не касался проституции, однако, поскольку его дела крутились вокруг портов, не мог не быть замешан в контрабанде наркотиков. Из всех мафиози, выступивших против Корлеоне, семья Страччи была наименее могущественной, но зато самой обеспеченной.