Участники съезда обменялись приветствиями, прислуга разнесла напитки, и полчаса все могли спокойно пообщаться. Наконец дон Корлеоне занял свое место за лакированным столом из грецкого ореха. Хейген сел в кресло слева и чуть позади дона. Для других глав Семей это послужило сигналом к началу. Обычные сопровождающие расселись чуть поодаль, а консильери – рядом со своими донами, чтобы помочь при необходимости советом.
Первым выступил дон Корлеоне, и говорил он так, будто ничего не произошло. Словно на него не покушались, старшего сына не убили, империю не разнесли в клочья. Словно ему не пришлось отправить среднего сына на запад под защиту семьи Молинари, а младший, Майкл, не скрывался где-то на Сицилии.
– Благодарю всех, что пришли, – радушно произнес он по-итальянски. – Этим вы оказали мне большую услугу, и я очень вам признателен. Скажу сразу: я здесь не для того, чтобы спорить и увещевать. Моя миссия как человека разумного – приводить доводы и сделать все, чтобы мы сегодня расстались друзьями. Я вам это обещаю, и те, кто знает меня хорошо, понимают, что мое слово многое значит. Впрочем, давайте уже к делу. Здесь собрались серьезные люди – не какие-нибудь юристы, которые и шагу не сделают без расписок и гарантий.
Он замолчал. Больше выступить никто не пожелал. Одни курили, другие потягивали напитки. Все присутствующие обладали терпением и умением слушать. Но объединяло их не только это. Они принадлежали к той редкой породе людей, кто не поддавался общественному давлению и не принимал над собой ничьей власти. Никакая сила, никакая смертная душа не могла подчинить их, если они сами того не желали. Свою свободу эти люди защищали интригами и убийствами. Сломить их могла только смерть. Или высшая степень безрассудства.
Дон Корлеоне выдохнул.
– Итак, что мы имеем? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Впрочем, неважно. Было совершено много глупостей, ненужных и вредных. Однако позвольте мне поведать, из-за чего все произошло.
Он сделал паузу, на случай если кто-то возразит против того, чтобы выслушать его версию событий.
– Слава богу, я вновь в строю и, возможно, сумею все исправить. Да, пожалуй, мой сын был слишком резок, слишком горяч. Отрицать не стану. И все же начнем с того, что Солоццо пришел ко мне с деловым предложением. Он искал моих денег и связей. Говорил, что его поддерживает семья Татталья. Предложение касалось наркотиков – бизнеса, влезать в который я не хочу. Я человек тихий, а подобные предприятия, на мой взгляд, слишком шумные. Я объяснил Солоццо свою позицию – и с полным уважением к нему и семье Татталья сказал «нет». При этом, поскольку наши интересы не пересекаются, я упомянул, что мне все равно, чем он зарабатывает на жизнь. Тем не менее мой отказ его оскорбил, и Солоццо решил обрушить несчастье на все наши дома. Что ж, такое бывает. У каждого наверняка найдется подобный печальный опыт. Но сегодня я не об этом.
Дон Корлеоне жестом попросил у Хейгена стакан воды и промочил горло.
– Я хочу положить конец войне. Татталья потерял сына, я потерял сына. Мы квиты. Что станет с миром, если, вопреки здравому смыслу, все будут держать друг на друга обиды? В этом был бич Сицилии, где мужчины, вместо того чтобы зарабатывать свой хлеб, думали только о вендетте. Глупо и расточительно. Так вот, я предлагаю вернуть все как было. Я не предпринял ничего, чтобы узнать, кто предал и кто убил моего сына, и в мирное время не стану этого делать. У меня есть еще один сын, который не может вернуться домой, и я хочу гарантий, что, когда мы организуем его возвращение, никакого вмешательства со стороны властей не будет. Разобравшись с этим, мы сможем обсудить другие интересующие нас вопросы и извлечь из сегодняшней встречи большую выгоду для всех и каждого. – Последние слова Корлеоне сопроводил выразительно-смиренными жестами: – Это все, чего я прошу.
Прекрасная речь. В ней было слышно того самого Вито Корлеоне: спокойного, рассудительного, мирного. Однако каждый отметил, что он сообщил о своем добром здравии, а значит, несмотря на все несчастья, постигшие семью Корлеоне, его нельзя недооценивать. Каждый отметил слова дона о том, что пока не будет установлен мир, другие дела обсуждать бесполезно. Наконец каждый отметил, что дон потребовал возвращения к старому положению – то есть восстановлению позиций, утраченных за последний год.
Ответное слово, против ожидания, взял не Татталья, а дон Эмилио Барзини. Он говорил четко и по делу, но ни в коем случае не грубо или оскорбительно.