Крестный отец

Председатель банка, хоть и не сицилиец, был человеком тонко чувствующим и разумным. Он понимал дона с полуслова. Просьба крестного отца равнялась приказу председателя, и субботним днем конференц-зал банка, обставленный дорогими кожаными креслами и полностью закрытый для посторонних, был передан в распоряжение глав Семей.

За безопасность отвечала небольшая армия специально отобранных людей, которых нарядили в черную униформу охранников банка. В десять часов утра в конференц-зале стали собираться участники. Помимо пяти Семей из Нью-Йорка были приглашены представители еще десяти Семей со всей страны, кроме Чикаго – паршивой овцы преступного мира. На всякие попытки цивилизовать чикагских гангстеров давно махнули рукой, и приглашать бешеных псов на такой важный съезд никто не желал.

В зале обустроили бар и небольшой шведский стол. Каждому гостю разрешили взять с собой одного сопровождающего. Многие доны прибыли со своими консильери, поэтому молодежи на встрече было сравнительно мало, в их числе Том Хейген, который к тому же был единственным не-сицилийцем. Неудивительно, что его воспринимали как диковинного «уродца».

Хейген знал свое место. Он молчал и не улыбался. Он прислуживал боссу, дону Корлеоне, как главный придворный прислуживает своему королю: подносил напитки, поджигал сигару, менял пепельницу – учтиво, но без лизоблюдства.

Из всех присутствующих только Хейген знал, чьи написанные маслом портреты взирают на них с обшитых темным деревом стен. В основном это были крупные финансовые деятели – например, Александр Гамильтон[38]. Хейгена не покидала мысль, что министр финансов США одобрил бы проведение мирной конференции в банке. Нет ничего более успокаивающего и поощряющего рациональность, чем атмосфера денежного хранилища.

На сборы заложили полчаса – с половины десятого до десяти. Поскольку именно дон Корлеоне инициировал съезд, то он, как принимающая сторона, приехал первым. Среди множества его добродетелей числилась и пунктуальность. Следом за ним прибыл Карло Трамонти, чья империя базировалась в южных штатах. Это был пожилой, весьма импозантный человек ростом выше среднего сицилийца, с очень сильным загаром, ухоженный и в идеально подогнанном костюме. Он походил не на итальянца, а скорее на миллионера, расслабляющегося рыбалкой на своей яхте, как их печатают в журналах. Семья Трамонти жила за счет игорного бизнеса, и никто, впервые увидевший дона, не догадался бы, с какой жестокостью он завоевал свою империю.

Родители Карло эмигрировали с Сицилии, когда он был еще мальчишкой, и осели во Флориде. Повзрослев, будущий дон Трамонти работал на американский синдикат мелких политиков‑южан, державших игорные притоны. Это были суровые мужчины, за которыми стояли не менее суровые полицейские чины, и никто не подумал бы, что их сможет одолеть желторотый иммигрант. Не готовые к такой свирепости, они сдались просто потому, что, на их взгляд, предмет борьбы не стоил кровопролития. Трамонти переманил полицию большей долей от прибыли, а затем расправился с неотесанными мужланами, которые так неизобретательно вели бизнес. Именно Трамонти первым установил связи с Кубой и режимом Батисты[39] и постепенно начал вливать деньги в курорты, игорные заведения и бордели Гаваны, чтобы заманить туда игроков с американского континента. На данный момент Трамонти был мультимиллионером, и ему принадлежал один из самых роскошных отелей на Майами-Бич.

Войдя в конференц-зал в сопровождении своего столь же загорелого консильери, Трамонти обнял дона Корлеоне. Лицо его выражало глубочайшее соболезнование по поводу гибели Сантино.

Постепенно подтянулись остальные приглашенные. Все знали друг друга. За прошедшие годы им доводилось пересекаться либо в светских, либо в деловых кругах. Они относились друг к другу с профессиональной вежливостью, поскольку в молодые, более голодные годы каждый так или иначе выручал каждого. Третьим прибыл Джозеф Дзалуки из Детройта. Семья Дзалуки под благопристойным прикрытием владела там одним из ипподромов. Также ей принадлежала большая доля в азартных играх. Дзалуки – широколицый, дружелюбного вида господин – жил в доме за сто тысяч долларов в престижном пригороде Детройта под названием Гросс-Пуант. Один из его сыновей породнился с почтенной, влиятельной американской фамилией. Как и дон Корлеоне, Дзалуки был человеком тонкого вкуса. Из всех городов, подконтрольных мафии, Детройт мог похвастаться самым низким уровнем насилия. За последние три года там произошли лишь две расправы.

Он также приехал со своим консильери, и оба при встрече обняли дона Корлеоне. Дзалуки одевался просто, очень по-деловому и отличался искренностью и чистосердечностью.

– Ни на чье другое приглашение я бы не откликнулся, – сообщил он раскатисто и почти без акцента.

Дон Корлеоне благодарно кивнул, зная, что может рассчитывать на поддержку Дзалуки. Детройтский дон был категорически против наркотиков.