Крестный отец

Карло окончательно оживился. Видимо, напряженный тон Хейгена наконец убедил его, что новости и правда очень важные.

– Только что убили Санни, – в лоб сообщил Хейген. – Молчи! Конни позвонила ему, пока ты спал, и он поехал к вам. Она не должна этого узнать. Даже если догадается, нельзя, чтобы ее догадки подтвердились. Она будет думать, что это ее вина. Сегодня ты должен быть с ней. Ничего не рассказывай, извинись и веди себя как примерный любящий муж. Хотя бы до тех пор, пока она не родит. Завтра утром кто-то – может, ты, или дон, или ее мать – сообщит Конни, что ее брата убили. Ты обязан быть рядом с ней. Окажи мне эту услугу, и я гарантирую, что ты ни в чем не будешь нуждаться. Ты меня понял?

– Да, конечно, Том… – слегка запинающимся голосом произнес Карло. – Мы ведь с тобой всегда ладили. Я очень тебе благодарен. Правда.

– Хорошо. Можешь не беспокоиться, про вашу с Конни ссору никто не узнает. Я об этом позабочусь. – Хейген помолчал и ободряюще добавил: – Ну, возвращайся к жене.

И положил трубку.

У дона Хейген научился никогда не угрожать напрямую, но Карло все прекрасно понял: его жизнь висит на волоске.

Хейген позвонил Тессио и велел ему немедленно приехать на Лонг-Бич. Причин не объяснял, а Тессио и не спрашивал. Осталось самое страшное…

Придется разбудить дона, а потом рассказать ему – человеку, которого он любит больше всего на свете, – что консильери его подвел, что не смог уберечь его империю и жизнь его старшего сына. Придется признаться, что все пропало и что лишь дону под силу это исправить. Только великий дон в состоянии свести ужасное поражение хотя бы к ничьей. С врачами Хейген советоваться не собирался. Зачем? Даже если они скажут, что дону под страхом смерти нельзя вставать с постели, приемный родитель все равно должен обо всем узнать, а дальше будь что будет. Конечно, никто не в состоянии предугадать, как поступит дон. Мнения медиков ничего не решают; ничье мнение ничего не решает. Дон узнает о случившемся, а дальше либо примет бразды правления, либо велит Хейгену сдаться на милость Пяти Семей.

И все же Том до дрожи в коленях опасался грядущего часа. Нужно было понять, как держать себя. Собственное чувство вины следовало загнать поглубже. Если он начнет себя корить, то лишь усугубит бремя дона. Будет горевать – только обострит горе дона. Станет сетовать на свою неспособность быть военным консильери – заставит дона чувствовать вину за непродуманное решение доверить столь важную должность такому неподходящему человеку.

А значит, надо сообщить новость, изложить свои предложения и замолчать. Дальше все зависит от реакции Вито Корлеоне. Захочет дон его винить, Том будет каяться. Захочет дон погоревать, Том искренне заплачет.

Внимание Хейгена привлек шум машин – прибыли капореджиме. Том сначала проинструктирует их, а потом поднимется и разбудит дона Корлеоне. Он подошел к барному шкафчику и достал оттуда бутылку с бокалом. Некоторое время стоял, собираясь с силами, не решаясь даже налить себе. Вдруг за спиной тихо хлопнула дверь. Обернувшись, Том увидел дона Корлеоне, впервые с момента покушения полностью одетого.

Дон пересек кабинет и опустился в свое огромное кожаное кресло. Двигался он немного неуверенно, но в остальном, не считая мешковато болтающегося костюма, выглядел как всегда, словно одной силы воли хватало, чтобы скрыть последствия тяжелейшего недуга. Лицо его излучало все ту же суровую мощь и напор. Дон выпрямился в кресле.

– Капни мне анисовой.

Хейген поменял бутылки и наполнил две рюмки обжигающим напитком с привкусом лакрицы. Это была домашняя настойка по крестьянскому рецепту – куда крепче, чем продают в магазинах. Один из старых друзей дона каждый год привозил ему целый грузовичок.

– Моя жена перед сном плакала, – произнес дон Корлеоне. – Из окна я видел, что в дом съезжаются капореджиме, а уже за полночь. Итак, мой консильери, пора бы тебе сказать дону то, что все и так знают.

– Я ничего не говорил маме, – почти прошептал Хейген. – Я как раз собирался подняться и разбудить вас, чтобы лично сообщить новости. Вы меня чуть-чуть опередили.

– Сначала ты решил выпить, – бесстрастно произнес дон Корлеоне.

– Да.

– Что ж, ты выпил. Теперь говори.

Если дон и упрекнул Тома в слабости, то лишь слегка.

– Санни попал в засаду на мосту, – произнес Хейген. – Его убили.

Глаза дона Корлеоне распахнулись. На долю секунды волевая маска спала, и на лице проступили следы усталости и бессилия. Однако дон быстро пришел в себя.

Он поставил локти на стол и сцепил пальцы перед собой. А потом посмотрел Хейгену прямо в глаза.

– Расскажи подробно, что произошло, – велел дон, но тут же поднял ладонь. – Нет, сначала дождемся Клеменцу и Тессио, чтобы тебе не пришлось повторять.

Буквально в следующее мгновение охранник провел в кабинет обоих капореджиме. Те сразу поняли, что босс знает о смерти сына, потому что дон поднялся навстречу, и все трое обнялись, как положено давним товарищам. Хейген налил каждому по рюмке анисовой и перешел к рассказу о событиях сегодняшней ночи.

В конце дон Корлеоне задал лишь один вопрос: