Крестный отец

Добавлю также, что нужно думать о своих интересах. Мы не из тех, кто тупо следует за другими и пляшет под дудку власть предержащих. Мы многого добились в этой стране. Ваши сыновья сумели устроиться в жизни. Некоторые стали профессорами, учеными, музыкантами, и в этом нам повезло. Возможно, их дети – наши внуки – станут новыми pezzonovanti. Никто из нас не хотел бы, чтобы они повторили наш путь. Это трудная жизнь. Они могут быть как все; наша выдержка дала им шансы. У меня теперь есть внуки, и я надеюсь, что их дети когда-нибудь станут губернаторами или – кто знает? – даже президентами. В Америке нет ничего невозможного. Но нужно идти в ногу со временем. Эпоха резни и убийств прошла. Мы должны стать расчетливыми коммерсантами, ведь бизнес прибыльнее криминала, и это в целом лучше для наших детей и внуков.

А потому мы отказываемся подчиняться pezzonovanti, которые считают себя вправе распоряжаться нашими жизнями, объявлять войны и требовать, чтобы мы жертвовали собой, защищая то, что принадлежит им. Как они смеют заставлять нас подчиняться законам, которые принимают себе на пользу и нам во вред? Как они смеют перечить нам, когда мы действуем в своих интересах? Sonna cosa nostra, – с нажимом произнес дон Корлеоне. – Это наши дела. Мы сами в состоянии управлять своим миром, потому что он наш. Cosa nostra. Мы должны сплотиться против тех, кто нам мешает. Иначе нам вставят кольцо в нос, словно быкам, как уже укротили миллионы неаполитанцев и других наших соотечественников на этих берегах.

Именно поэтому ради общего блага я отказываюсь от мести за погибшего сына. И клянусь, что, пока отвечаю за действия Семьи, не позволю никому и палец поднять на любого из здесь присутствующих без справедливого повода или вопиющей провокации. Ради общего блага я готов пожертвовать даже своими коммерческими интересами. Я поклялся честью, и среди вас найдутся те, кто подтвердит, что я никогда не изменял данному слову.

Впрочем, у меня есть и эгоистичный интерес. Мой младший сын, которого обвиняют в убийстве Солоццо и капитана полиции, был вынужден бежать из страны. Теперь мне нужно организовать его возвращение, но вернуться он должен в полной безопасности, свободный от обвинений. Это мое дело, и я сам с ним справлюсь. Найду истинных виновников или сумею убедить власти в непричастности моего сына. Возможно, свидетели и информаторы изменят свои ложные показания. Однако, повторюсь, это мое личное дело, и я уверен, что сумею вернуть сына домой.

Но скажу вот что. Хоть в этом и стыдно признаться, человек я суеверный. И если моего младшего сына постигнет какая-то случайная беда – его застрелит полицейский, он повесится в камере, появится новый свидетель, указывающий на его вину, – я из суеверия буду думать, что это произошло по злой воле кого-то из здесь присутствующих. Скажу больше: если в моего сына ударит молния, я и в этом обвиню кое-кого из вас. Если его самолет упадет в море, его корабль потонет, он подхватит смертельную лихорадку, в его автомобиль въедет поезд, я из суеверия заподозрю в этом чей-то злой умысел. Этот умысел – эту случайность – я никогда не прощу, господа. А в остальном, клянусь душой своих внуков, ничем не нарушу мир, который мы сегодня заключили. Ведь в конце концов, лучше мы или хуже тех pezzonovanti, истребивших на нашем веку несчетные миллионы жизней?

Дон Корлеоне вышел со своего места, обогнул стол и направился к дону Филиппу Татталье. Тот встал ему навстречу, и они, обнявшись, поцеловали друг друга в щеку. Все прочие доны в зале аплодировали, пожимали руки сидевшим рядом и поздравляли Корлеоне и Татталья с вновь обретенной дружбой. Да, это не самая теплая дружба на свете, они не станут посылать друг другу открытки на Рождество; но и убивать друг друга тоже не будут. В их мире это уже само по себе многое значило.

Поскольку Фредо жил на Западе под защитой семьи Молинари, дон Корлеоне ненадолго задержался поблагодарить дона из Сан-Франциско. Со слов Молинари стало понятно, что Фредо нашел свое место, был счастлив и даже сделался дамским угодником. У него обнаружились способности к гостиничному бизнесу. Как многие отцы, узнавшие о неожиданных талантах своих детей, дон Корлеоне удивленно покачал головой. Не правда ли, порой самые страшные несчастья приносят внезапные плоды? Истинно так, признали оба. Корлеоне еще раз заверил дона Молинари, что он у него в долгу за Фредо, и пообещал задействовать все свои связи, чтобы другу всегда поступали данные о скачках, вне зависимости от того, насколько изменится структура власти в будущем. Это была важная гарантия, так как безжалостная конкуренция в этой отрасли особенно усугублялась значительным влиянием людей из Чикаго. У дона Корлеоне имелся вес даже в столь варварских краях, поэтому его обещание было дорогим подарком.

* * *

Когда дон Корлеоне, Том Хейген и шофер-телохранитель, роль которого выполнял Рокко Лампоне, вернулись в особняк на Лонг-Бич, уже начало темнеть. На пороге дон бросил Хейгену: