Крестный отец

– Аполлония, поговори с молодым человеком, – строго произнесла мать. – Он столько проехал ради тебя.

Майкл протянул избраннице подарок в золотой обертке, и та положила его на колени. Черные ресницы скрыли глаза, будто крылья.

– Открой, дочка, – сказал отец, но ее руки не двигались.

Ладошки у Аполлонии были маленькие и коричневые, как у беспризорницы. Мать забрала у дочери подарок и нетерпеливо, но вместе с тем аккуратно, чтобы не повредить дорогую бумагу, развернула. Внутри оказалась обтянутая красным бархатом шкатулка для украшений. Синьора Вителли никогда ничего подобного в руках не держала и не знала, как ее открыть, однако женский инстинкт подсказал, куда нажать.

В шкатулке лежала крупная золотая цепочка, и при виде ее все трепетно замерли – не только потому, что это был очень дорогой подарок, а потому, что дарить золото на Сицилии означало самые серьезные намерения. Это было сродни предложению руки и сердца – точнее, предвестником такого предложения. Больше никто в семействе не сомневался в серьезности незнакомца. Ну и в его состоятельности тоже.

Аполлония так и не прикоснулась к подарку. Мать подняла шкатулку повыше, и девушка на мгновение раскрыла длинные ресницы, а затем повернулась к Майклу. Ее ланьи карие глаза смотрели очень по-взрослому, когда она произнесла «grazie». Впервые он услышал ее голос. В нем была шелковистая мягкость юности и скромности, музыка для ушей Майкла. Он отвернулся и продолжил говорить с родителями – просто потому, что от вида Аполлонии страшно смущался. Ее чувственное тело буквально просвечивало сквозь черную ткань платья, несмотря на целомудренно-свободный покрой, а смуглая кожа зарделась от прилившей к лицу крови.

Наконец Майкл поднялся, все остальные тоже. Прощание прошло дежурно, Аполлония подошла и пожала гостю руку. От прикосновения к ее ладони – мягкой и слегка по-деревенски грубой – между ними будто проскочила искра. Отец проводил Майкла до машины и пригласил на следующий воскресный ужин. Корлеоне кивнул, хотя знал, что целую неделю просто не вытерпит.

Терпеть он и не стал. На следующий же день, оставив пастухов, приехал в деревню и сел на веранде кафе побеседовать с отцом. Синьор Вителли пожалел молодого человека и послал в дом за своей женой и дочерью. Это свидание получилось уже не столь неловким. Аполлония меньше стеснялась и больше говорила. На ней снова было повседневное ситцевое платьице, которое шло ей гораздо больше.

То же повторилось и на следующий день, только в этот раз Аполлония надела подаренную ей цепочку. Майкл улыбнулся, поняв, что это знак. Они гуляли по холму, а следом, не отставая, шла синьора Вителли. Однако два молодых человека не могут идти рядом, совершенно не касаясь друг друга. Аполлония разок споткнулась, и пришлось ее подхватить. Держа в руках такое теплое и живое тело, Майкл почувствовал, как его бросает в жар. В это время за их спинами улыбалась мать, во‑первых, потому, что ее дочь – горная козочка и никогда не спотыкалась, даже когда была малышкой в пеленках, а во‑вторых, потому, что до свадьбы ни на какие другие прикосновения жених рассчитывать не мог.

Так продолжалось неделю или две. Майкл каждый раз приходил с подарками, и постепенно Аполлония перестала его дичиться, хотя побыть наедине им не давали. Возлюбленная оказалась обычной деревенской девушкой, едва обученной грамоте, и ровным счетом ничего не знала о мире, зато обладала свежестью и жаждой жить, что вкупе с языковым барьером делало ее еще более интересной. По просьбе Майкла все продвигалось быстро. И поскольку девушка не только увлеклась женихом, но и знала, что он наверняка очень богат, день свадьбы назначили на воскресенье через две недели.

Теперь дон Томмазино взял дела в свои руки. Из Америки пришло сообщение, что свободу Майкла никто не ограничивает, нужно лишь соблюсти обычные предосторожности. Дон Томмазино назначил себя отцом жениха, чтобы обеспечить присутствие своих телохранителей на свадьбе. Членами свадебной процессии стали также Кало с Фабриццио и доктор Таза. Жить молодые будут в каменных стенах его виллы.

Свадьбу сыграли просто, по-крестьянски. Жители деревни стояли вдоль улицы, бросая цветы под ноги новобрачным и гостям, которые шли от церкви к дому невесты. Процессия швыряла в ответ миндаль в сахарной глазури, традиционное свадебное угощение. Остатки навалили горками на брачное ложе – в этом случае символическое, поскольку первую ночь молодые проведут на вилле возле Корлеоне. Гулянье и пир длились до полуночи, но жених с невестой должны были покинуть праздник раньше на своей «Альфа Ромео». Когда пришло время, Майкл с удивлением обнаружил, что вместе с ним и Аполлонией на виллу по просьбе невесты едет и ее мама. Синьор Вителли объяснил: его дочь еще девственница, а потому немного боится. Наутро ей нужно будет с кем-то поговорить; кто-то должен ее успокоить, если что-то пойдет не так. Всякое случается. Видя легкую тревогу в огромных глазах жены, Майкл улыбнулся ей и кивнул.