Крестный отец

– У вас есть что-нибудь от этих проклятых соплей, которые текут не останавливаясь? – спросил Майкл у доктора Тазы. – Не могу же я явиться к девушке с платком или утираясь рукавом.

– Перед свиданием я дам тебе мазь. Ноздри немного занемеют, но это нормально. Все равно до поцелуев вам еще далеко.

Доктор с доном усмехнулись шутке.

До конца недели Майкл обзавелся «Альфа Ромео», потрепанной, но на ходу. Также он съездил на автобусе в Палермо купить подарки девушке и ее родственникам. Зазнобу, как выяснилось, звали Аполлония, и Майкл каждый вечер думал о ее милом лице и не менее милом имени. Без вина он не мог даже заснуть, и пожилым служанкам было велено следить, чтобы у его кровати стояла охлажденная бутылка. Каждый вечер перед сном Майкл выпивал ее до дна.

В воскресенье, под звон церковных колоколов, наполнявший всю Сицилию, он приехал на «Альфа Ромео» в деревню и припарковался у кафе. Кало и Фабриццио сидели сзади с лупарами; Майкл велел дожидаться его около кафе. Заведение было закрыто, но Вителли ждал молодого человека, облокотившись на перила пустой веранды.

Все пожали друг другу руки, Майкл взял три свертка с подарками и пошел за Вителли на холм к его дому. Тот оказался крупнее обычной деревенской хибары, так как семейство Вителли было довольно зажиточным.

У ступней привычных уже статуй Мадонны горели свечки в красных стеклянных подсвечниках. На пороге Майкла встретили двое сыновей хозяина, одетые по-воскресному в черное, – крепкие парни, слегка за двадцать, из-за тяжелого фермерского труда выглядевшие старше. С ними стояла жена Вителли, энергичная и плотная под стать супругу. Аполлонии не было.

После представлений, которые Майкл даже не слушал, все сели в комнате – то ли гостиной, то ли, вполне возможно, гостевой столовой. Хотя из-за малых габаритов и большого количества мебели в ней было не развернуться, для Сицилии это был шик среднего класса.

Майкл вручил подарки синьору и синьоре Вителли. Отец девушки получил золотые ножницы для сигар, а мать – отрез лучшей ткани, что можно было достать в Палермо. Оставался третий сверток – для Аполлонии. Майкл поспешил: не стоило ничего дарить до второго визита, поэтому подарки приняли со сдержанной благодарностью.

– Не думай, что мы такие простые, чтобы приглашать в дом кого попало, – прямо, по-мужски сказал ему отец. – Дон Томмазино лично поручился за тебя, и никто в провинции не усомнится в словах этого доброго человека. Поэтому ты наш гость. Однако если твои намерения в отношении моей дочери серьезны, то нам нужно узнать немного больше о тебе и твоей семье. Ты и сам должен это понимать, ведь твоя родня из наших мест.

Майкл кивнул и вежливо сказал:

– Я готов в любое время ответить на все вопросы.

Синьор Вителли поднял руку:

– Я человек не любопытный. Сначала разберемся, нужно ли это. Пока что рад видеть тебя в доме как друга дона Томмазино.

Даже с мазью в носу Майкл почуял, что дочь хозяина здесь, в комнате. Обернувшись, он увидел ее под аркой дверного проема, который вел вглубь дома. От девушки пахло свежими цветами и лимоном. Темные кудри ничто не сдерживало, а одета Аполлония была в простое черное платье – очевидно, лучшее выходное. Она быстро глянула на Майкла и робко улыбнулась, а потом опустила глаза в пол и села подле матери.

У Майкла вновь перехватило дыхание от переполнявшего его даже не желания, а безумного стремления обладать. Только теперь он понял, откуда берут начало легенды о ревнивости итальянцев. В эту минуту Майкл был готов убить любого, кто коснется его избранницы или попробует ее увести. Он хотел владеть ею так же безотчетно, как скупец копит золотые монеты, и так же жадно, как фермер мечтает о своем собственном клочке земли. Ничто не должно помешать ему завладеть этой девушкой и запереть ее в доме, держать пленницей только для себя, чтобы никто больше на нее не смотрел. Когда Аполлония подняла голову и улыбнулась брату, Майкл, сам того не подозревая, направил на парня убийственный взгляд. Супруги Вителли видели перед собой типичного «молнией пораженного», и это их успокоило. До свадьбы молодой человек станет податливой глиной в руках их дочери. Потом все, конечно, изменится, но это уже будет не важно.

Майкл купил себе в Палермо новый костюм и больше не смахивал на кое-как одетого крестьянина, так что семейству Вителли стало ясно, что он кто-то вроде дона. Кривое лицо вовсе не делало его жутким, как он переживал. Поскольку правая половина оставалась весьма приятной, асимметрия придавала даже некую изюминку. Да и вообще, в этих краях за звание самого уродливого пришлось бы состязаться с тьмой мужчин, страдающих физическими недостатками.

Майкл не отрывал взгляда от красавицы, от плавных изгибов ее лица. Ее губы, как он теперь заметил, были почти синими – столь темная кровь в них пульсировала.

– Я видел тебя в апельсиновой роще на днях, – произнес он, не смея обращаться к ней по имени. – Ты убежала. Надеюсь, я тебя не напугал?

Девушка на долю секунды вскинула глаза и мотнула головой. Лицо у нее было такое прекрасное, что Майкл от избытка чувств отвернулся.