– Кажется, вот оно. Капитан Маккласки обязан сообщить дежурному, где его искать в случае необходимости. Сегодня вечером с восьми до десяти он будет в «Голубой луне» в Бронксе. Кто-нибудь слышал про это место?
– Я слышал, – уверенно отозвался Тессио. – Небольшой семейный ресторанчик с укромными закутками, где можно говорить без свидетелей. Хорошая кухня. Никто не путается под ногами. Для нашего дела лучше не придумаешь.
Он склонился над столом Санни и сложил из окурков что-то наподобие плана здания.
– Итак, вот вход. Как закончишь, Майки, выходи и поворачивай налево за угол. Я увижу тебя и включу фары. Если возникнут проблемы, кричи, я тебя вытащу. Клеменца, времени очень мало. Отправь кого-нибудь с пушкой. У них там старомодные унитазы с подвесным бачком. Между ним и стеной есть зазор; пусть твой человек приклеит пистолет там. Майки, когда тебя будут забирать, то обыщут и, ничего не найдя, успокоятся. В ресторане посиди немного, а потом скажи, что тебе нужно в туалет. Нет, лучше попроси разрешения. Будь как бы чуть-чуть встревожен. Это вполне ожидаемо, они ничего не заподозрят. Но когда вернешься, не мешкай. За стол не садись, шмаляй сразу. И не рискуй: каждому по два выстрела в голову, а потом со всех ног наружу.
Санни задумчиво слушал.
– Спрятать пистолет должен кто-то грамотный и надежный, – сказал он Клеменце. – Я не хочу, чтобы мой брат вышел из сортира с голым членом наперевес.
– Пистолет будет на месте, – пообещал Клеменца.
– Отлично. Тогда за работу.
Тессио с Клеменцей ушли.
– Кто отвезет Майки в Нью-Йорк? – спросил Том Хейген. – Может, я?
– Нет, ты мне нужен здесь. Когда закончит Майки, начнем действовать мы. Ты с газетчиками договорился?
Хейген кивнул.
– Как только все случится, сразу дам отмашку.
Санни встал, подошел к Майклу и пожал ему руку.
– Ну, малыш, дальше дело за тобой. Маме я объясню, почему ты не попрощался. И подруге твоей сообщу, как только наступит удобный момент. Договорились?
– Договорились, – Майкл кивнул. – Как долго мне придется пробыть в изгнании?
– Не меньше года.
– Дон может сократить этот срок, – вставил Том Хейген, – но на это особо не рассчитывай. Все зависит от множества факторов: как сработают газетчики, захочет ли полиция замять дело, как поведут себя остальные Семьи… Шума и переполоха будет очень много.
Майкл пожал Хейгену руку.
– Ты уж постарайся. Не хочу еще три года провести вдали от дома.
– Еще не поздно отказаться, – напомнил Том. – Найдем кого-нибудь тебе на замену, придумаем другой план. Может, вообще никого убивать не придется.
Майкл засмеялся.
– Ну, так можно до чего угодно договориться. Нет, мы с самого начала всё рассчитали верно. Я всю жизнь рос в тепличных условиях, пора и расплачиваться.
– Не давай сломанной челюсти решать за тебя. Маккласки – дурак, тут не было ничего личного, просто бизнес.
Во второй раз Хейгену показалось, что перед ним не Майкл Корлеоне, а как будто сам дон.
– Том, не ведись на эти глупости. В бизнесе все личное. Вообще все, с чем человек сталкивается в жизни, личное. Знаешь, кто мне это сказал? Мой старик. Крестный отец. Если б его друга убило молнией, он воспринял бы это как личное оскорбление. Таким для него стал мой уход в морпехи. Вот почему он великий. Великий дон. Он все принимает на свой счет. Как Бог. Без его ведома не упадет ни перышка с малой птицы – или как там в Библии[21]? И знаешь, с теми, для кого случайность – это личное оскорбление, случайностей не бывает. Теперь я прочно это усвоил… Да, черт возьми, сломанная челюсть – это личное. То, что Солоццо поднял руку на моего отца, тоже личное… Передай старику, что всему этому я научился у него и что я рад отплатить за ту доброту, какой он меня окружил. Он был хорошим отцом. – Майкл помолчал, а потом задумчиво произнес: – Знаешь, Том, я не могу припомнить, чтобы он хоть раз ударил меня. Или Санни. Или Фредди. Тем более Конни; на нее он даже голос не повышал. Скажи мне правду, Том: сколько, по-твоему, человек погибли от руки или по приказу дона?
– Скажу тебе, чему ты у него не научился, – произнес Том Хейген, отведя взгляд. – Не задавать подобных вопросов. Есть вещи, которые нужно сделать, и ты их делаешь, а после про них не вспоминаешь. Не пытаешься оправдать, потому что оправдать их нельзя. Просто делаешь, и всё.
Майкл Корлеоне кивнул и тихо спросил:
– Ты, как консильери, согласен, что оставлять Солоццо в живых опасно для дона и для Семьи?
– Да, опасно.
– Тогда я его убью.
Майкл Корлеоне уже пятнадцать минут стоял у входа в ресторан Джека Демпси на Бродвее. Посмотрел на часы: без пяти восемь. Солоццо наверняка будет пунктуален, поэтому Майкл специально прибыл заранее.
Всю дорогу с Лонг-Бич он пытался выбросить из головы то, что сказал Хейгену, – ведь иначе выходит, что он ступил на тропу, с которой нет возврата. Увы, если не покончить со всем сегодня же, его самого рано или поздно убьют. А значит, отступать некуда, нужно думать о деле. Солоццо хитер, да и Маккласки не промах. Снова разболелась челюсть, но Майкл даже обрадовался, потому что боль не давала расслабиться.