– Типичная деревенщина… – Джонни Фонтейн вздохнул.
– И я не изменюсь! – Нино сверкнул обаятельно-пьяной улыбкой.
Джонни видел друга насквозь. Тот вовсе не был настолько пьян, а лишь прикидывался, чтобы говорить своему новому голливудскому падроне слова, которые никогда не сказал бы на трезвую голову.
– А ты хитрый гаденыш, – добродушно произнес Джонни, обнимая Нино. – Знаешь ведь, что у тебя железобетонный контракт, и я не могу его разорвать, что бы ты ни сделал.
– Прям-таки не можешь? – с пьяным прищуром уточнил друг.
– Нет.
– Тогда иди на хрен.
Глядя на его беспечную ухмылку, Джонни аж на миг разозлился. Однако либо он несколько поумнел за последние годы, либо падение с олимпа сделало его более чутким к окружающим. Он понял, почему его детский партнер по пению так и не добился успеха и почему всячески рушил свои шансы теперь. Нино претила цена успеха и оскорбляло то, что ему все подносят на блюдечке.
Джонни взял едва переставляющего ноги Нино под руку и вывел на улицу.
– Ладно, приятель, – успокаивающе сказал он. – Будешь петь вместо меня, а я буду на тебе зарабатывать. В твою жизнь вмешиваться не стану, делай что хочешь. Слышишь, земляк? Главное – пой, потому что я больше петь не могу. Ты меня понимаешь, старина?
– О, я буду петь за тебя, Джонни. – Язык у Нино заплетался, и слова едва можно было разобрать. – Я пою лучше, чем ты сейчас. И вообще, знаешь, я всегда пел лучше.
«Ну, это уже ни в какие ворота», – подумал Фонтейн. Когда его голос был цел, да даже в юности, когда они пели дуэтом, было ясно, что Нино таких высот добиться не суждено. Друг между тем ждал ответа, пьяно покачиваясь под калифорнийской луной.
– Да иди ты, – с улыбкой сказал Джонни, и они с Нино рассмеялись, как в те добрые старые деньки, когда оба были молоды.
Узнав о покушении на дона Корлеоне, Джонни Фонтейн забеспокоился не только о здоровье крестного отца, но и о том, продолжится ли финансирование фильмов. Он хотел полететь в Нью-Йорк и лично навестить дона в больнице, однако его отговорили, сказав, что дон Корлеоне не желал бы, чтобы крестник подмочил себе репутацию. Поэтому Джонни ждал. Спустя неделю пришла весть от Тома Хейгена: финансирование будет, но только на один фильм за раз.
Нино тем временем вовсю наслаждался голливудской и калифорнийской жизнью. Он прекрасно ладил со старлетками. Джонни время от времени звал друга с собой на вечеринки, но в остальном не навязывался. Когда они обсуждали покушение, Нино сказал:
– Я как-то попросил у дона работу в его организации. Надоело крутить баранку, хотелось зашибать хорошие бабки. И знаешь, что он ответил? «У каждого человека только одна судьба, и твоя судьба, Нино, – стать артистом». Мол, никакого рэкетира из меня не выйдет. И отказал.
Джонни задумался над этими словами. Все-таки крестный отец, пожалуй, умнейший человек в мире: он сразу понял, что если Нино станет гангстером, то либо попадет в переплет, либо его убьют – просто за очередную остроту. «И все-таки как он узнал, что парню суждено стать артистом?.. Точно так же, черт побери, как и то, что однажды я помогу Нино! Каким же образом? А очень просто: оказал мне услугу, зная, что я стану искать способ отблагодарить. Конечно, напрямую он меня ни о чем не просил, но дал понять, что ему будет приятно». Джонни Фонтейн вздохнул. Крестный отец ранен, в беде, так что с «Оскаром» можно распрощаться. Без поддержки и при противодействии Вольца о награде нечего и мечтать. Только дон мог надавить на нужных людей, а теперь семье Корлеоне явно не до того. Джонни предложил свою помощь, однако Хейген четко и недвусмысленно отказал.
Подготовка к съемкам шла вовсю. Писатель, чья книга легла в основу фильма, где Фонтейн сыграл главную роль, закончил новый роман. По приглашению Джонни он прилетел в Калифорнию, чтобы обсудить экранизацию лично, без участия агентов и студий. Книга оправдала ожидания на все сто. Главному герою не нужно петь, а в сюжете много мяса, женщин и секса. Еще есть персонаж, которого будто списали с Нино: так же ведет себя, так же говорит, даже выглядит так же. Просто невероятное попадание. Нино достаточно будет выйти перед камерой и быть собой.
Джонни работал быстро. В кинопроизводстве он, как выяснилось, понимал куда больше, чем считал до этого, однако все равно нанял опытного исполнительного продюсера. Тот был у студий в черном списке и потому не мог найти работу. Джонни не стал этим пользоваться и предложил честные условия, сказав напрямик: «Я надеюсь, так ты мне сэкономишь больше денег».
Поэтому его удивило, когда исполнительный продюсер вдруг заявил, что нужно уладить проблему с профсоюзом. Цена вопроса – пятьдесят тысяч долларов. Зато никакой мороки с контрактами и сверхурочными. Джонни сперва подумал, не вступил ли продюсер в сговор, а потом сказал:
– Пришли-ка мне их представителя.
Представителем профсоюза оказался Билли Гофф.
– Мои друзья говорили мне, что все улажено, – сообщил ему Фонтейн, – и что я могу ни о чем не волноваться.
– И кто тебе это сказал? – спросил Гофф.