Крестоносец

Остались сто пятьдесят шагов. Мы неслись полным галопом. Земля мелькала под копытами. Я и Поммерс слились в одно целое: могучая боевая единица, которую ничто не остановит. Мой мир сузился. Все свелось к тому, что я четко видел в лицевой прорези. Внутри шлема жарко от дыхания. Копье зажато под мышкой правой руки. Щит тяжело оттягивает левую, в ладони стиснуты поводья. Бедра крепко сжимают круп лошади, ноги продеты в стремена. Сквозь щель я вижу только грифона в позолоченном шлеме, которого я избрал целью.

Враги побежали задолго до того, как мы добрались до них. С силой горного обвала мы обрушились на задние ряды. Люди гибли под копытами коней. Последнее подобие неприятельского строя рассыпалось на мелкие части. Мы оказались среди грифонских шатров — закованные в сталь демоны, с одинаковым остервенением рубящие плоть и разноцветные канаты. Мы были еще на краю лагеря, а отступление греков уже превратилось в паническое бегство.

Невероятная победа, одержанная вопреки подавляющему численному перевесу противника.

И все это — благодаря Ричарду.

Мне доводилось слышать, как его называют Львиным Сердцем, но нечасто. Однако с того дня под Лимасолом простые солдаты, завидев короля, говорили только так.

В последующие несколько дней боев не происходило. Ричард, Беренгария и Джоанна перебрались на берег и поселились в самом красивом здании Лимасола — дворце, принадлежавшем Исааку. Поскольку император скрылся, а его войско разбежалось на все четыре стороны, король мог наслаждаться жизнью в обществе сестры и невесты. Я тоже поместился во дворце и, значит, мог видеться с Джоанной, когда король проведывал Беренгарию. В первый раз я мялся, как годовалый телок. Радушная улыбка, посланная мне при встрече, сильно подбодрила меня, но волнения не уняла.

Предлогом для того, чтобы увидеться с ней, стало вымышленное послание от короля. В своем обмане я сознался, как только придворные дамы удалились на достаточное расстояние и не могли слышать нас. Джоанна надула губки, что лишь усилило мое желание поцеловать их.

— Ай-яй-яй, сэр Руфус! Такое поведение не приличествует рыцарю.

Опасаясь, что ее укор искренен, я признался как на духу:

— Не сумел придумать ничего получше, госпожа. Уловки — не моя стихия.

— Да неужели? — В ее тоне прозвучало сомнение, даже легкая насмешка. — Обладатель такой славы и высокого положения должен был и ранее любить дам, а потому обязан уметь похищать их у наперсниц.

— Таковых было гораздо меньше, чем можно подумать, госпожа, — с чувством возразил я.

— В таком случае вам предстоит научиться этому искусству.

— Госпожа?

Я надеялся, что она вложила в эти слова именно тот смысл, какой уловил я.

Она бросила на меня взгляд из-под ресниц:

— Даже доверенному рыцарю короля требуется веская причина, чтобы оставаться со мной наедине.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди. Итак, ей хочется меня видеть!

— Буду стараться изо всех сил, госпожа.

И снова улыбка, от которой под моими ногами закачалась земля.

— Расскажи о недавних подвигах Ричарда. Он почти не говорит о том, что случилось после вашей высадки. Когда я спросила, как ему дважды удалось обратить в бегство Исаака и грифонов, вопреки их огромному численному превосходству, он рассмеялся и пробормотал что-то насчет клячи, выставленной против скаковой лошади.

Я охотно повиновался. Слушая о кузнеце с молотом, Джоанна широко раскрыла глаза — мне пришлось отвести от них взгляд, чтобы не потерять нить повествования, — а описание погони Ричарда за Исааком на полудохлой кляче с веревочными стременами заставило ее расхохотаться.

— Господи, хотелось бы мне это видеть. «Император, давай сразимся!» Он вправду так выразился?

— Король лично поведал мне об этом, госпожа.

На лице ее отразилась нежность.

— Он с детства был таким, обращал в шутку серьезные вещи. Это одна из причин, по которым я так его люблю. Когда мама и папа спорили, Ричард придумывал самые невероятные причины для этих ссор, смешные и нелепые, отчего я смеялась и забывала о неприятностях. Только повзрослев, я поняла, что он отвлекал меня от семейного разлада и неурядиц.

— Он оберегал вас, госпожа.

— И был единственным из братьев, кто это делал, — тихо продолжила она. — Честно говоря, Джонни был слишком мал, а у Хэла и Джеффри никогда не находилось для меня времени. Хэла занимали одни турниры, а Джеффа заботило только то, что приносит прямую выгоду.

Джоанна даже не пыталась сгладить испытываемые ею чувства.

— А как было у вас в семье, сэр Руфус?

— Прошу, зовите меня просто Руфусом, госпожа. Или Фердией, если угодно.

Она изящно вскинула голову:

— Фердия?

— Да, госпожа. Это древнее ирландское имя.

— Простите, мне следовало помнить. Ричард говорил, что вы из Ирландии.

Я поведал ей о своих детских годах, о восхождениях на Шлиаб-Феа погожими вечерами. Меня позабавили ее попытки произнести название горы. Наконец ей удалось сказать нечто вроде «Шлиав-Фей», а мой родной городок назвать «Кейр-линн». Потом я рассказал о ненастных ночах у очага, скрашиваемых пересказами древних легенд.