— Разумеется.
Поправив воротник, Джоанна положила руку на щеколду.
— Прежде чем выйти, досчитай до ста.
— Хорошо.
Я прильнул к ней, чтобы сорвать еще один поцелуй, и она не отпрянула.
— Мне пора, Фердия.
Бросив игривый взгляд, от которого у меня задрожали колени, королева открыла дверь.
— Когда я увижу вас снова?
— Не знаю.
Она вышла в коридор.
Сердце у меня упало. Я прильнул к щели, отчаянно желая, чтобы эта встреча не закончилась вот так.
Джоанна обернулась:
— Я найду способ.
Господи Иисусе! В тот миг я готов был выйти против любого воина Саладина и не усомнился бы в победе.
Казалось, война с Исааком закончилась. Вскоре после продлившихся несколько дней свадебных празднеств император предложил Ричарду переговоры. При посредничестве Гарнье Наблусского, великого магистра ордена госпитальеров, они встретились в саду со смоковницами, разбитом между берегом и дорогой на Лимасол. Ни одно из требований короля не казалось Исааку чрезмерным. Он поклялся отправиться вместе с ним в Утремер, взяв с собой пятьсот рыцарей. В доказательство его доброй воли во всех кипрских замках размещались английские гарнизоны. Кроме того, в сундуки Ричарда перекочевывали три с половиной тысячи марок. Ему даже дали право выдать дочь Исаака Беатрису за того из королей, кого он сочтет подходящим. Несмотря на столь высокую цену, Исаак, узколицый и длинноносый, выглядел веселым и довольным. Он обменялся с королем поцелуем мира и согласился отужинать с ним. Были возведены шатры, прибыли повозки с поварами и всем необходимым для пиршества.
Однако все это оказалось уловкой. Под покровом ночи Исаак и его свита сели на коней и ускакали. Обман раскрылся только поутру. Ричард не огорчился, более того, возликовал.
— Нарушив клятву, этот болван сыграл мне на руку, — объявил он за завтраком, собранным из остатков угощения. — Теперь у меня есть повод забрать весь остров.
Несколько дней спустя мы взяли город Фамагуста, в восьмидесяти милях от Лимасола, если следовать вдоль извилистого берега. Собственно говоря, брать его не пришлось: город был покинут, не считая горсти стариков, слишком слабых или не желавших бежать. Исаак давно ускакал прочь на своем великолепном скакуне по кличке Фовель. Лежащая в глубине острова Никосия стала следующей нашей целью. Мы были вынуждены задержаться на длительное время, чтобы закупить провизию для долгого марша по пыльным дорогам.
На второй день вечером настала желанная прохлада. Рис предложил попытать счастья и половить рыбы с крепостной стены, как мы делали в Мессине. Поскольку встречи с Джоанной не предвиделось — она часто уединялась с Беренгарией, — я охотно согласился. Де Дрюн тоже пошел. Выудив с полдюжины рыбин и выпив флягу вина, мы увидели, как с востока подходит отряд кораблей. Рис, зоркий, как сокол, первым заметил вымпелы с королевскими лилиями на мачтах.
— Они от Филиппа, — сказал я, сматывая удочку. — Пойдемте в порт и встретим их.
Моя догадка оказалась верной. На борту флагманского судна находились посланцы Филиппа Капета: епископ Бове и рыцарь с мощной, как у быка, шеей, по имени Дрого де Мерло. Их удивило, что у трапа их встречают трое рыбаков, пусть и говорящих по-французски. Я был наслышан о епископе, известном своей порочностью, кузене Филиппа Капета. Это он устроил незаконный брак между Конрадом Моферратским и злосчастной Изабеллой, женой Онфруа де Торона. Дородный круглолицый епископ глядел на Риса, раздевшегося из-за жары до пояса, взглядом более приязненным, нежели просто дружеский. Рис, неискушенный в таких материях, ничего не заметил. Я отправил его раздобыть коней для французских послов, а де Дрюну поручил известить короля о нежданных гостях.
Я не горел желанием вести беседу с извращенным и бессовестным епископом, но очень хотел услышать о делах под Акрой. Удача мне не улыбнулась. То ли де Мерло не расслышал, что я рыцарь, состоящий при Ричарде, то ли счел, что стоит выше меня. Возможно, и то и другое, подумал я после второй безуспешной попытки втянуть его в разговор. Неотесанный французский чурбан, решил я и, обратившись мыслями к Джоанне, принялся насвистывать любовную песенку.
Рис вернулся с Филипом, каждый вел в поводу двух запасных лошадей. Лучшим из четырех коней был мой ронси; де Мерло направился прямо к нему. Я с огромным удовольствием сообщил, что этот конь мой, а он может выбирать любого из трех остальных. По дороге до крепости, где размещался король, француз дулся, как маленький ребенок, но я не обращал внимания. Уверенный, что привезенные ими вести не порадуют Ричарда, я не был склонен рассыпаться в любезностях.