Острая распирающая боль от вогнанного в задний проход твердого предмета внезапно выдернула из реальности, погружая в чудовищно болезненный кошмар. Чьи-то руки запихивали орудие пытки с усилием все глубже. Зубы сжались с неистовой силой, заполняя рот костяной крошкой. Мышечное напряжение палача передавалось через инородное тело, мелкой вибрацией пронизывая утробу. Андрей надрывно зарычал. Происходящее дальше, он будто видел со стороны, поглощенный раздирающими тело ощущениями. Нечеловеческая мука пронзала насквозь, мощным электрическим разрядом прокатываясь по коже, захватывая каждую клеточку, переходя в жуткие спазмы. Из груди вырвался страшный крик, вмиг заполнивший собой все пространство камеры, больше походивший на вопль смертельно раненного зверя, чем на звуки, издаваемые человеком. Перед глазами замелькали светящиеся точки. Они множились, сверкали, переливались, закрывая собой мрачную картинку тюремной комнаты. Звуки вокруг смешались, выдавливая низкие частоты высоким сводящим с ума нарастающим звоном. Действительность померкла, втягивая сознание в абсолютную черную пустоту с солоноватым металлическим привкусом крови.
— Атас, братва, цирики! – услышав гулкие быстрые шаги за дверью, зэки кинулись врассыпную, оставив висеть на нарах распятое тело парня.
— Всем стоять, суки! – несколько надзирателей ворвались в камеру, походя лупцуя резиновыми дубинками попадающихся на пути зэков.
— По беспределу пошли, гниды! Я вам устрою, твари, райскую жизнь! – орал главный смены. – Найду, кто это говно сделал, урою! Казлы! Б..ди ё..ные!
Встав по центру комнаты, он дубиной показал на зэка:
— Бубнов, ты, сука, сделал? Отвечай, б..дь! – дежурный огрел тощего мужика усмирителем.
— Не я! – завизжал арестант.
— А кто?! Отвечай, палда! Отвечай! – пытался добиться правды тюремщик, нанося удары по скрючившейся спине. – Молчишь, п..р! В карцер его!
— За что?! – верещал мужичок, втянув голову в плечи.
— Глаза у тебя, сука, б..ские! Врёшь и даже не поперхнешься! Все! Остальных обшманать… чую грев в хате! Я вам устрою, б..ди, такой душняк, что в собственном говне до китайской пасхи на коленях ползать будете!
Часть 15
Телефонный звонок раздался в половине первого ночи. Катя нашарила на тумбочке рядом с кроватью телефон. На экране светился вызов Романа.
— Алло… — сонно ответила женщина. – Ты чего по ночам трезвонишь? В отличие от Питера у нас тут глубоко за полночь.
— Это срочно… — звучавший в трубке голос заставил волноваться.
— Что-то случилось? Что-то с Саней? – Катерина встрепенулась, усаживаясь на кровати.
— Катя, нам нужна твоя помощь. Ты не могла бы прилететь ближайшим рейсом? Все расходы беру на себя.
— Да что стряслось-то?
— Санька может попасть в детский дом… Андрей в тюрьме, а меня хотят лишить родительских прав… Приезжай!
От таких новостей по телу прокатилась волна неприятных мурашек.
— Расскажи ты толком…
— Не по телефону. Приезжай, на месте все узнаешь. Ты нам очень нужна! – он умолял ее.
— Ладно. С утра забегу на работу, напишу заявление и первым же рейсом к вам.
Ночной звонок Романа не давал покоя. До самого утра Катя так и не смогла больше сомкнуть глаз. Тревога за единственного любимого племянника рисовала жуткие картины в воображении. Промучившись до четырех утра, женщина встала и направилась собирать чемоданы. К пяти часам вещи были упакованы. В интернете она нашла и заказала билет на самолет, невзирая на солидный ценник.
Решила не ждать начала рабочего дня и позвонить начальнице прямо из аэропорта, чтобы попросить отпуск. Благо, женщину на фабрике, где она работала, уважали. Да и начальство попалось на редкость адекватное – ценило кадры. Так что Катя не сомневалась: ее поймут, и не будут вставлять палки в колеса.
Однако в это утро ее больше занимал другой вопрос. Что же произошло в Питере? Несмотря на ранний рейс, до Петербурга лететь долго и в доме Романа она появится не раньше обеда. Катерина вздохнула, вспомнив, с каким тяжелым сердцем еще недавно провожала Саньку с отцом в другой город. Ведь бабье чутье ей подсказывало, что не справится Рома с воспитанием сына. Вот, пожалуйста, результат! Получите, распишитесь! Но ничего, она-то во всем разберется, расставит по своим местам.
***