Крик болотной птицы

Грач ничуть не лгал, когда сказал Старикову, что он представляет сплоченную подпольную группу из числа заключенных. Такая группа действительно существовала в лагере. Цель ее была одна — изыскать возможность побега из лагеря. За короткое время были рассмотрены и всесторонне обсуждены несколько вариантов побега. И каждый раз подпольщики приходили к выводу, что предполагаемые варианты никуда не годятся, что все они ничего, кроме гибели, не принесут. Всеобщее восстание заключенных, рытье подкопа, побег наудачу на виду у немцев — все это было практически неосуществимо.

В конце концов кто-то из подпольщиков высказал мысль, что самый надежный способ побега из лагеря — это согласиться записаться в диверсанты или каратели. Расчет здесь был прост: запишемся, рано или поздно окажемся за пределами лагеря, да еще и при оружии, а там — вперед к своим.

Конечно, и в этом случае также были сомнения, и немалые. Во-первых, всех диверсантов или карателей в условиях лагеря не сагитируешь. Это — дело тонкое да к тому же и опасное — того и гляди нарвешься на фашистского осведомителя. Поэтому о побеге таким способом должны знать лишь немногие заключенные, записавшиеся в диверсанты или каратели. Остальным же все придется объяснять по ходу действия. Конечно, и это тоже — дело тонкое и опасное, потому что неизвестно было, как воспримут такие разъяснения все другие диверсанты и каратели: поверят ли, не испугаются ли… Всякое могло быть.

Во-вторых, и у самих подпольщиков были сомнения, и немалые. Допустим, им удастся добраться до передовых частей Красной Армии или набрести на партизан. А дальше-то что? Поверят ли им командиры Красной Армии или партизаны? А вдруг не поверят? Вдруг сочтут врагами и тотчас же расстреляют? Ведь говорят же агитаторы — и немцы, и те, которые перешли на сторону немцев, — что всех пленных в Красной Армии считают предателями и врагами. Ежедневно говорят, вбивают эти слова в головы и души людей. А что, если так оно есть на самом деле? А тогда для чего городить огород? Какой в том прок? Чтобы получить пулю не от немцев, а от своих? Велика ли разница? Пуля — она везде пуля…

Имелся и третий вариант — не пробиваться ни к частям Красной Армии, ни к партизанам, а организовать свой собственный партизанский отряд и бороться с фашистами. Долго ли, коротко ли будет длиться такая борьба — неизвестно, но в этом случае хотя бы умрешь достойно, с оружием в руках, а не как бессловесная скотина в лагерных застенках.

Сомнения и впрямь были существенными, и они очень сильно мешали принять какое-то единственное решение и далее действовать в соответствии с ним. Поэтому ночной разговор Грача с Лысухиным имел здесь просто-таки неоценимое значение.

Закончилась ночь, когда состоялся этот разговор, за нею прошел день, и наступила следующая ночь. Ночью состоялся важный разговор среди заключенных, записавшихся в диверсанты. Всего таких заключенных было шестнадцать человек. Грач у них был за главного, и в этом имелся свой резон. Как-никак в прежней жизни, до пленения, он был майором Красной Армии и командовал батальоном. Да и вообще он был человеком рассудительным и основательным, а таким обычно доверяют без опасений.

Лишних либо просто сомнительных людей здесь не было. Раньше, конечно, они были — целых два человека. Но так уж случилось, что оба они в одночасье подорвались на мине, когда учились ее закладывать. Да, так оно и было — Грач Лысухину ни в чем не солгал. Конечно же, немцы не поверили в то, что это был несчастный случай, они подвергли допросу с пристрастием и Грача, и других будущих диверсантов, и даже инструкторов, но доказать так ничего и не смогли. Тем более что всякого рода несчастные случаи с курсантами нет-нет, да и происходили на самом деле. Готовили их в спешке, немецкий фронт трещал по всем швам, а потому время поджимало.

— Значит, ты говоришь, что ему можно верить? — Этот вопрос Грачу, кажется, задали по очереди все пятнадцать заключенных-подпольщиков.

— Считаю, что да, — отвечал каждому Грач.

— Доверчивый ты, однако, человек! — возразил кто-то.

— А ты рассуди сам, — возражал в ответ Грач. — Если бы, скажем, этот инструктор был провокатором, разве он рискнул бы переселиться к нам? Да он и ночи не прожил бы. Вспомни тех двоих, которые подорвались на мине.

— Оно вроде и так… — продолжал сомневаться скептик. — Да вот только…

— И все-таки я считаю, что надо рискнуть! — решительно сказал Грач. — В конце концов, что мы теряем? Окажемся в тылу, назовем пароль… Ну а дальше что будет, то и будет. Нас шестнадцать человек. Помнится, Литке говорил, что всю нашу группу должны перебросить в советский тыл, чтобы взорвать какой-то важный объект. Вот пускай и перебрасывают. Все вместе и сдадимся.

— Ну да… — все никак не желал униматься скептик. К нему по ходу разговора присоединились еще несколько скептически настроенных курсантов. — Оказывается, все так просто…