Крик в ночи. Восстание в Варшавском гетто и стихи Владислава Шленгеля

Героям — поэмы, оды!
Потомки в речах похвалят их!
Им — золотые буквы,
Им — мраморный памятник.

Погибшим воинам — кресты!

Отважным бойцам — медали!
Их муки увековечат
В граните, бронзе и стали!

Про храбрых сложат легенды,

В веках прославят их,
Миф застынет и превратится
В ПАМЯТНИК.

Но кто вам расскажет, потомки,

Без красивых легенд
О той, которую взяли, убили,
И теперь ее нет…

Была она доброй? Не очень —

Скандалисткой слыла,
Хлопала дверью, ворчала,
Но — была.

Красавица? Красотой не блистала

даже когда цвела.
Умна? Ну, не дура, скажем.
И все ж… была.

Вот так — была, а потом пропала.

И во всех углах так недобро стало.
Сразу ясно — была, а потом не стало.

Боже, ну и жилище!

Даже ДОМОМ назвать нельзя.
(приехали из провинции)

Муж целый день в мастерских

Сын где-то пропадает,
Она подолгу не убиралась —
трудно (воду внизу брала).
Но вещи просто так не валялись,
И даже часы улыбались,
И она была.
Была.

И что же? Был человек? Неважно!

Статистике до нее нет дела —
Для мира, Европы — она пылинка,
Неважно, чего она там хотела!
Но когда ты к двери ее был уже близко,
Ручку крутил, в квартиру входил —
То сразу же ощущал, как веяло
Горячим супом, и от полотенца белого
Какая-то теплота плыла.
Так что…

       она была.

И ее увели.

Пошла без скандала.
От плиты забрали.
Не до супа было.
Приказали, пошла и теперь ее нет —
убили.

…Муж вернется из мастерских,

Тяжело на стул рухнет,
На колени уронит руки
И вокруг обернется.

Огонь в печи не горит,

На полу полотенце,
На столе тарелка — вокруг все грязно.
Не встает. Откидывается. Думает:
Ужасно.

       Ее нет.

Он поест супа с хлебом

Фабричных — чужих и жалких
И вдруг увидит —

       на полке…

Ее остывший и мертвый чайник.

Он не пойдет в мастерские

Сын голодный домой вернется
На незастланную кровать
В башмаках заберется —

Будет лежать. Не отвлечься.

Не заснуть, хоть убей.

Вон там — мамкин остывший

ч а й н и к

       ПАМЯТНИК ЕЙ.

Разговор с ребенком