Криминальный диагноз

Можете себе представить? Ладный такой, маленький подбородок, пухлые губы, чуть приоткрывшиеся словно во сне, носик уточкой, от души прокрашенные тенями веки с густыми, как немецкая зубная щетка, ресницами, выведенные в нитку брови, высокий лоб. А дальше — сущий ужас: ком из волос, крови, какой-то травы и невесть чего еще. Нет у мадам макушки!

Как же так? Я отшатнулся от этого натюрморта. Как же это можно, чтобы живых людей складывали вперемешку с трупами? Во, дает родная медицина!

Меня так расперло от возмущения, что я дернул за ногу ближайшего дядьку, чтобы разбудить его и сообщить, в каком развеселом соседстве он тут отсыпается. А нога у дядьки — шмяк на пол и — тюк! — пяткой о потемневший мрамор. Нет, нога была прикреплена к туловищу по всем правилам, просто не ведут себя так конечности у живых людей…

Короче, следующие пять минут пытаюсь свыкнуться с мыслью, что живой я тут один. Не самая веселая новость.

Где я? Дико озираясь по сторонам, ищу если не объяснение происходящему, то, по меньшей мере, определение этому…

Как в морге. Словосочетание это, аллегория, появившись в моем гудящем от перенапряжения черепке, вдруг представляется мне единственно разумным объяснением. Ну конечно! Где еще встретишь в такой уютной прохладной атмосфере столько покойников за раз?

Открытие это, внеся хоть какую-то ясность в мое теперешнее положение, сначала обрадовало, но следом возник вопрос: чем руководствовались люди, определившие меня в эту компанию?

Тут-то меня и скрутил озноб, буквально сдиравший с тела кожу и вознамерившийся, кажется, как минимум вытрясти из меня мою грешную душу. Даже ощущение похмелья отошло на второй план.

Сжавшись в комок и натянув струнами все мышцы, я вернул себе отчасти способность управлять своим телом и ринулся к выходу.

Окажись дверь запертой, я бы, наверное, скончался бесславно от разрыва сердца, и местным труженикам осталось бы только позднее оттащить меня на место, ворча по поводу неугомонности современных покойников. На всякий случай заранее приношу извинения за беспокойство труженикам этого невидимого фронта.

Дверь была открыта, и я вылетел в нее, как канарейка выпархивает на волю из незапертой клетки. Принимая во внимание мою первозданную наготу, можно еще сравнить мой выход в эту дверь со вторым появлением на свет, но, по-моему, и так достаточно медицинских деталей и деталек.

Выпорхнув из двери, я увидел наконец живого человека. Человеком этим была девушка в халате и медицинской шапочке, с трудом державшейся поверх снопа рыжих кудряшек. Маленького росточка, полненькая такая девчушка-дурнушка с намазанными морковного цвета помадой толстенькими губками, которые при моем появлении образовали круг, напоминающий по форме свежий пончик. Отвлеченная моим вторжением от книги и тетради, девушка подняла на меня свои красные от переутомления глазки. Глазки тут же выпучились, рот, повторюсь, принял форму пончика и выпустил из груди девушки то ли слабый вскрик, то ли всхлип, то ли стон.

Моим первым порывом было прикрыть свою чисто мужскую атрибутику и извиниться за бестактность, но я опоздал. Не издав более ни звука, толстушка закатила глаза и плюхнулась со стула. Что-то подсказывало мне, что отнюдь не мои телеса произвели подобный эффект. Скорее всего, сестре показалось необычным, что один из трупов приплелся вдруг со своего погоста к ней на пост.

Возможно, было бы гуманно привести ее в чувство, поднять с холодного пола и оказать прочие знаки внимания одного цивилизованного человека другому, но неопределенность моего статуса на тот момент удержали меня от благих поступков. Проще говоря, мне нужно было сматывать удочки, уносить ноги, рвать когти, пока никто не засвидетельствовал моего воскрешения. Неплохо бы еще вспомнить или выяснить, почему вместо Амстердама я оказался в обиталище жмуриков. В общем, я решил воздержаться от оказания первой помощи. Как знать, оклемайся эта любительница чтения, и раньше врача здесь могли бы оказаться ребята Валдиса со своими пушками наперевес. Уж они бы понаделали во мне столько дыр, что никакая живая водица не подняла бы меня снова.

Кстати… Хотя было ясней ясного, что меня определили в родной морг, и сестра, валявшаяся где-то под столом, была моей соотечественницей, я решил убедиться в своей правоте, а заодно и попытаться прояснить обстановку. Я поднял книгу, из которой что-то выписывала в тетрадь толстушка. Да, книга, слава Богу, была на русском. Гоголь Н. В.

«Поднимите мне веки…» Нашла, дуреха, что читать на таком дежурстве!