Профессор был прав. Никакого побега, естественно, не могло быть, поскольку в Центре ретурнизации меня не было уже около двух месяцев. Тем не менее, аварию на станции академик сразу связал со мной. И совершил ответный ход. Теперь я был объявлен главным национальным преступником, и объявлен в международный розыск. Меня знала и ненавидела вся страна. По крайней мере, так утверждали по головизору. В другой ситуации я бы, возможно пал духом или запаниковал. Но теперь, когда у меня в руках был космический спидогироскоп, любые действия Вяземского были мне нипочем. Я мог с легкостью изменить внешность, просто направив на себя спидогироскоп и мысленно создав тот образ, который хотел принять. Эта идея пришла мне в голову, когда я вспомнил о том, как управляли дверями, горошинами ЭГП и т. д. сотрудники Центра ретурнизации. Им требовалось всего одно небольшое усилие мысли. Возможно, они сами не смогли бы объяснить физической сути этого, но они и не задумывались. А Вяземский, наверняка, в их чипы вмонтировал микрогироскопы, обладающие примерно теми же возможностями, что и мой спидогироскоп. Словом, с таким прибором одной только силой мысли я, в принципе, мог горы своротить. Что и собирался сделать.
Следующий удар по корпорации мы с Профессором нанесли через два дня. К тому времени аварию на станции удалось ликвидировать, снабжение страны дешевой энергией возобновилось, но на Вяземского и его корпорацию легла тень недоверия. Больше народ не верил в непогрешимость провозглашенных им технологий. Даже стали поговаривать и вспоминать о чудовищных катастрофах, произошедших на нескольких АЭС в прошлом веке. А некоторые предприятия перешли на питание энергией от более надежных твеллостанций.
На сей раз мы выбрали в качестве жертвы великолепный небоскреб — творение «Эфостроя». Это было самое высокое в столице здание, в котором размещались офисы многих коммерческих организаций. Признаться, чувствовал я себя преступником, когда темной ночью, с помощью спидогироскопа убрал здание с лица земли. Весь фокус состоял в том, что я свернул энергию эфира, из которого состояли все строительные материалы небоскреба, в плотные клубки. Теперь то, во что превратилось громадной здание, нельзя было разглядеть и под самым мощным на земле микроскопом, хотя оно и осталось на прежнем месте.
У Профессора так и отвисла челюсть, когда он увидел, что здание будто растворилось в воздухе. Но я его успокоил, сказав, что никто при этом не пострадал.
Потом я развернул клубки, изменив кристаллическую структуру, и на месте небоскреба выросла огромная статуя Маргариты Бонк. Скульптор из меня получился неважный, но я все же постарался придать ее лицу надменное выражение.
Утром Риту показывали по головизору. Несмотря на профессиональную выдержку, она выглядела крайне растерянной. Ей пришлось созвать брифинг и полтора часа объяснять журналистам и представителям фирм, чьи офисы располагались в небоскребе, куда же он все-таки делся и почему на его месте теперь стоит ее статуя. От скорой расправы и самосуда несчастную женщину спасло только то, что на месте небоскреба не нашли никаких развалин. Так что мысль о взрыве или разрушении отпала сама собой. Но для корпорации было бы лучше, если бы здание рухнуло по собственной воле. По крайней мере, это можно было бы объяснить привычными физическими величинами. А так дело неожиданно погрузилось во мрак неизвестности. Твеллисты не замедлили воспользоваться ситуацией, и во всем обвинили пресловутый эфир. Ответить на обвинения адекватным образом корпорация не смогла. Вяземский вообще поступил подло, в очередной раз предав близкого человека. Он поспешил отгородиться от собственной дочери, выставив козлом отпущения строительный трест «Эфострой». В споре с твеллистами «ВЯЗиС» присоединился к обвинениям в адрес строителей. Над Маргаритой Бонк нависла угроза ареста, от которого ее пока спасало только отсутствие улик. Единственным свидетелем выступала супруга исчезнувшего вместе со зданием сторожа. Она громогласно требовала выдрать Рите ее великолепные рыжие волосы.
Я откровенно наслаждался этим зрелищем. Мое чувство мести было удовлетворено практически наполовину. Потом «ВЯЗиС» опомнился и встал на защиту Бонк, пытаясь связать исчезновение здания с моим побегом и аварией на эфироэнергетической станции. Обвинения звучали довольно глупо, учитывая вес и значимость всемирно известного ученого. Вяземский заявил, что «я» после воскрешения обрел необъяснимые сверхестественные способности, благодаря которым и перенес здание куда-то на дно океана. Звучало это чудовищно глупо, и народ в эти обвинения уже не поверил. Так же, как и прекратившая поиски полиция. Оказалось, что «меня» никто, кроме сотрудников корпорации, в глаза не видел. Вяземский нанял частные детективные фирмы, но и они не могли меня найти. Представляю, как бесило это академика, который наверняка чувствовал, что земля уходит у него из-под ног.