Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

Мы еще некоторое время гоняем этот вопрос между собой. Впрочем, уделять ему много внимания было бы неучтиво. Как говорит сам Нолан, «если мне необходимо вас убеждать, что фильм работает, значит, на вас он просто не сработал». В том, что касается эмоций, «Интерстеллар» работает. Тессеракт – один из самых прекрасных образов Нолана, а история про призрака чрезвычайно поэтична. Однако внутри этого фильма как будто скрывается другой. Этот второй «Интерстеллар» едва ли принадлежит к числу самых логичных работ режиссера, в сценарии заметны швы между версиями Джоны и его брата, а идея космического одиночества легко затмевает монологи о силе любви. И все же само существование этой картины кажется неслучайным. Возможно, огрехи «Интерстеллара» помогли Нолану вырваться из жесткой повествовательной системы, которую он навязал себе в своих ранних фильмах. Он больше не играет со зрителями в интеллектуальные шахматы, анализируя правила повествования, – не строит часы из прозрачного стекла, если припомнить его былую метафору. Чтобы взять новый курс, режиссеру пришлось согнуть себя в дугу на глазах у зрителей. Разбить часы. Первые фильмы Нолана снискали успех своей интеллектуальностью; теперь же он просит зрителей думать чуть-чуть поменьше.

«Я заметил, что “Интерстеллар” больше всего дает тем, кто не пытается ему сопротивляться, – говорит Нолан. – Тем, кто не относится к нему как к кроссворду, который нужно разгадать, или экзамену, к которому нужно готовиться. Я знаю, что в интернете моим фильмам не прощают даже незначительные натяжки. Сам не знаю, почему – пожалуй, в каком-то смысле это комплимент. Я использую нелинейную структуру сюжета и работаю в таких жанрах, что требуют от публики большей внимательности. А зрители требуют, чтобы режиссер соблюдал правила. Иначе его порвут на части. Я свои правила соблюдаю неукоснительно. Конечно, и у меня бывают ошибки, но сам я в них не сознаюсь, и даже самые придирчивые зрители редко их замечают. При этом важно, чтобы правила не становились ограничениями. Я не хочу отказываться от привычных условностей повествования и вымысла. У Роджера Эберта[124] есть отличная книга о том, что случается только в кино. Например, герои никогда не расплачиваются за такси. А когда они садятся в машину, двигатель уже работает. А персонаж, у которого в кабинете стоит архитектурный макет, всегда оказывается злодеем – кстати, в моих фильмах такие макеты тоже появляются. Реальность в кино работает по своим чудесным правилам. И я не хочу, чтобы к моим фильмам зрители подходили с другой меркой. Иными словами, я хочу снимать кино, в котором никто не расплачивается за такси. У “Начала” – своя реальность, Бэтмена не существует. Режиссер всегда просит зрителей поверить в невозможное и помогает им это сделать. Но кино – это все равно вымысел.

Один студийный чиновник рассуждал о “Помни” и высказал такую идею: зрители готовы принять важное сюжетное допущение в первой трети фильма, но не в последней, – продолжает Нолан. – Мне эта мысль запала в голову. Те, кто разбирает так называемые “сюжетные дыры”, как правило, не учитывают принципы драматургии, ее ритм. Например, в “Космической одиссее” Кубрик совершает скачок в миллионы лет – от брошенной кости к космическому кораблю – и затем чрезвычайно подробно показывает, как герой летит на Луну. Замечательный, восхитительный эпизод, однако в профессиональных кругах мы бы сказали, что автор “тянет резину”. И это самая прекрасная резина в мире! Вот почему я всегда говорю, что “Космическая одиссея” – панк-рок от мира кино. Этот фильм не просто ломает правила. Он даже не признает, что правила существуют».

Одиннадцать Выживание

Где-то в середине 1990-х, когда Нолан работал над «Преследованием», они с Эммой Томас решили сплавать в Дюнкерк – пересечь Ла-Манш на небольшом паруснике под управлением их друга. «Мы были совсем детьми, – вспоминает режиссер. – Немногим старше двадцати. Мы совсем не готовились к путешествию. Это было не то чтобы безумство (все-таки Айвен[125] в детстве много ходил под парусом), но определенно авантюра. Мы вышли раньше, чем следовало. Не ожидали, что погода будет настолько холодной и ветреной. Пролив штормило. Плавание серьезно затянулось. Я совсем немного ходил под парусом, почти не выбирался в открытое море, так что мы, конечно, были в шоке. Доплыли уже глубокой ночью. История Дюнкерка нам была хорошо знакома, и вот, наконец, мы сами добрались до берега – какое же это было счастье! А ведь нас никто не бомбил. Мы не плыли на войну. Путешествие дало мне совершенно новое понимание того, в каких условиях проходила эвакуация. И заронило во мне желание когда-нибудь экранизировать эту историю. Пожалуй, в те годы все было неосознанно (я был погружен в “Преследование”), но идея определенно зародилась по ходу нашего плавания».