Критические статьи

Потом г-жа Хвостова прелестно спела три самые разнохарактерные романса: «Waldgespräch» [12] Шумана, «Еврейскую мелодию» Мусоргского и «Серенаду» Гуно. Романс Мусоргского был повторен.

В заключение исполнена была увертюра «Гофолия» («Аталия» тож) Мендельсона. Увертюра эта также слишком известна даже тем, кто слушает музыку только в Павловском вокзале.

1878. МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЛИСТЕ [13]

(июнь — июль 1878 года)

Иена 3 июля 1877 года

Забравшись с моими будущими докторами философии в Иену¹, я поглощен был, понятно, интересами, не имеющими ничего общего с музыкою, и забыл даже думать, что в двух шагах от меня живет Лист. (Я разумею в Веймаре.) К тому же, уезжая из Петербурга, я слышал вскользь от Бесселя, что Лист должен быть в Ганновере. Вот сидим мы это 30 июня в ресторане и просматриваем газеты. Вдруг читаем, что 2 июля будет в Иенском соборе концерт духовной музыки. Большинство вещей новых, в том числе четыре листовских: «Benedictus» из «Krönungsmesse»[14] для скрипки с органом и фортепиано, «Ave maris stella»[15] для мужского хора с органом, «Ave Maria» Arcadelt’a [16], сделанная для органа Листом, и «Cantico del Soll» di San Francisco d’Assisi a 1224[17] для баритона соло, мужского хора, органа и фортепиано (из неизданных вещей Листа). Кроме этого много вещей интересных, из старых — Баха, Палестрины; из новых — Лассена и проч.; вдобавок ко всему курьез: похоронный марш Шопена (Adagio из его b-moll’ной сонаты), сделанный Листом для виолончели, фортепиано и органа. Как уже это попало в число церковных вещей — не понимаю. Разумеется, мы поспешили запастись билетами. При этом нам сообщили частным образом, что, по всей вероятности, Лист сам приедет в Иену послушать свои вещи, так как он теперь в Веймаре. Не желая упустить такого удобного случая познакомиться с Листом, чего мне давно хотелось, я порешил не откладывая, завтра же ехать к нему в Веймар. Нужно сказать тебе, что из Иены в Веймар — рукой передать, все равно что из Петербурга в Павловск. Вот на другой день, 1-го числа, в 11 ч. 51 м. я и прикатил в столицу гроссгерцогства Саксен-Веймарского.

Рассчитывая, что Лист, по немецкому обычаю, обедает в час, я положил сначала пообедать и уже после обеда идти на поиски за великим Maestro. Так и сделал. Вообрази курьез: кого ни спрошу—никто не знает, где живет Лист. Вижу наконец вывеску «Hôtel de Russie»[18]: ну, думаю, где стоит «Russie», там наверное обязаны знать все. Стремлюсь туда и натыкаюсь прямо на стереотипную фигуру оберкельнера с графской физиономией, английским пробором и толстым золотым перстнем (один из самых противных типов немецкого «человека»). Оберкельнер смерил меня своим оловянным взглядом, не одобрил, и на вопрос процедил сквозь зубы: «Bedauere sehr»[19] и проч. Я мысленно послал его к черту и отправился наудачу далее. Вдруг — о welche Wonne![20] передо мною Kunsthandlung[21], а в ней за стеклом торчит огромный Лист, фотографированный, разумеется. Ну, думаю, тут уже непременно знают, где он живет! Так и вышло: лаконизм оберкельнера с лихвою вознаградился потоком самых подробных указаний со стороны жиденькой немочки, которая, не ограничиваясь словесною инструкциею, проводила меня за двери и, мотая тоненьким пальчиком в воздухе, указывала направление: rechts, links[22], опять links, опять rechts («ты к швее-то не заходи»—как в «Женитьбе» Гоголя) и наконец-то immer grade aus[23]. Иду я направо, иду налево, к швее не захожу, наконец выхожу на Wielandsplatz, а тут как в наших сказках: одно распутье— дорога направо, дорога налево, а прямо-то «grade aus» и дороги нет, ее загородил огромный медный Виланд, с толстыми икрами и медным, неподвижным лицом. Кроме меня и его на площади никого нет; спросить не у кого; кругом точно вымерли все. Только где-то поблизости мелким бисером сыплются беглые фортепианные нотки. Впоследствии я узнал, что это играла моя компатриотка Т., которая как раз угодила нанять квартиру, против самой спины Виланда.

Я сунулся опять наудачу в боковые улицы, по направлению могучих икр медного поэта. Оказалось, что левая икра была обращена к Amalienstrasse, правая к Marienstrasse. Обе улицы вели к музыкальным знаменитостям: одна на кладбище к покойному во всех отношениях Гуммелю, другая — в парк, к живому во всех отношениях Листу.