О человечном отношении к суждению можно говорить тогда, когда стороны не стараются устранить беспокойство, зафиксировав определение людей в данном конкретном моменте. Человечное отношение предполагает (после вынесения суждения и по мере дальнейшего развития действия) признание критического противоречия между квалификацией положений людей и понятием человека, несводимого к своим квалификациям. Человечное отношение к суждению подразумевает, что все действия людей не рассматриваются как испытания. Иными словами, можно продолжать действие, не беспокоясь постоянно о его соответствии вынесенному суждению. Это требует толерантности к отклонениям, которые расцениваются так, как будто бы они не имели последствий. Толерантность понимается, таким образом, здесь не как нравственное поведение, а как прагматическое требование. Без него возвращение к действию затрудняется. Либо человек остается в постоянной настроенности на суждение, проявляющейся в подозрении, что препятствует его участию в действии и сближает его состояние с параноидным беспокойством, упомянутым выше. Либо при участии в действии он старается реализовать диспозитив объектов, строго соответствующий суждению, превращая каждое действие в испытание. Рассмотрим, к примеру, действия рабочих на конвейере. Координация здесь настолько настроена на инструменты со строго заданными качествами, что любое отклонение становится тотчас же заметным как неисправность. И его последствия для других не могут быть заглажены исправлениями. С точки зрения морали (и по сравнению с формой прощения), прагматическая толерантность предполагает терпение. Задерживая момент испытания, терпение позволяет преодолеть волю людей к знанию, которая побуждает к проведению «расследования» и вынесению суждения.
Анализ такой формы взаимоотношения людей, как толерантность, позволяет лучше понять положение акторов, несущих на себе бремя исправления инцидентов и отклонений, не обнаруживая его ни замечанием, ни извинением. Только когда накопленный груз начинает давать о себе знать и акторы начинают терять терпение перед нескончаемой чередой инцидентов, люди сближают данную ошибку с прошлыми ошибками, и происходит смещение ситуации в сторону оценки способностей людей. В первое время эта оценка носит частный характер («так не может больше продолжаться, он ни на что не годен»).
В модели действия, которую мы стараемся разработать, требования прагматики и этики сближаются. Она позволяет избежать сведения этики к вопросу о суждении, обращая внимание на то, как сами люди справляются с критическим напряжением между требованием формализованного суждения (при котором понятие «люди» и понятие «положения людей» смешиваются) и требованиями людей, настаивающих на необходимости свободного пространства для действий. Человеческие действия, при которых люди полностью отказывались бы от испытания и от суждения, можно было бы рассматривать как утопию. Но действия людей, которые бы постоянно контролировались и обобщались в ходе испытаний, можно было бы назвать поистине бесчеловечными. Прагматика действия должна давать отчет о различных переходах между моментами вовлеченности в действие и моментами снижения рефлексивности, которые проявляются в толерантности или локальном приспособлении к ситуации, а также моментами, которые могут принимать форму прощения (забывание), между моментами пересмотра и переоценки самого действия во время кризисной ситуации и моментами фиксации реальности в виде протокола.
Знание о действии
Подход, при котором основной фокус делается на анализе кризисной ситуации и выхода из нее при помощи протокола (именно этот подход мы использовали при построении модели обоснования справедливости), открывает возможность для анализа действия, который позволяет избежать проблем подходов, основанных на принципе интроспекции (выявление неявных намерений) или на механистической объективации действия в виде закономерных систем.
Действительно, кризис и суждение — это моменты, когда акторы демонстрируют и выражают в словесной форме свои действия. Они стараются обобщить и установить факты при помощи языка, используя его подобно тому, как язык используется в науке. Когда акторы вовлечены в испытание, они сами проводят «расследование» ситуации и выдвигают обвинения другим в тех или иных «намерениях». Именно на этих реальных действиях и суждениях основаны и научные категории анализа действия. Именно поэтому подход к действию, в котором главное внимание уделяется моментам испытания и прояснения ситуации, показался нам уместным. Задумываясь над реальным положением вещей и испытывая вещи на согласованность и связность, акторы отстраняют случайные обстоятельства, выделяя то, что может иметь общее значение, и подчеркивая связи, объединяющие локальное с глобальным. Рассматривая действие с объективной дистанции и стремясь к достижению истинности, они используют язык описания, который может служить опорой для социальных наук.