Опьяненные успехом, Ло с регентом создали еще пару компаний по торговле в Индии и Китае, напечатав соответствующее число новых акций. За этим последовала и дополнительная эмиссия Западной компании; всего к 1720 году в обращение запустили два миллиарда акций; за каждым выпуском акций следовал выпуск и новых банкнот. (К тому времени банк Ло был преобразован уже в Королевский, сиречь государственный, и вчерашний картежник получил неограниченные права.) Для скорости ассигнации больше не гравировали, а печатали прямо на типографских станках.
О том, чтобы везти из-за океана золото, никто уже и не помышлял. Все зарабатывали на банальной перепродаже одной только бумаги. Ради того, чтобы купить вожделенные акции, французские аристократы, наследники лучших династий, готовы были терпеть любые унижения; утверждалось, что в «Отель-де-Суассон», где Ло продавал вожделенные бумажки, наиболее упорные проникали даже через печные трубы, а дамы полусвета —
«Пэры, судьи и епископы толпой устремились в "Отель-де-Су-ассон", — воспроизводит царивший тогда ажиотаж британский историк и финансист Чарлз Маккей. — Претендентов было столько, что Ло не мог принять даже десятую их часть, и для получения доступа к нему использовались любые уловки, какие только могла подсказать человеческая изобретательность».
Другой биограф Ло указывает, что «никакая подлость не казалась унизительной, никакая лесть грубой, лишь бы добиться расположения могущественного финансового чудодея; его слуги и лакеи разжились подачками всех тех, кого они допускали к своему хозяину или в бюро Общества».
И далее:
«На улицах Ришелье и Вивиенн, где были подъезды к бюро Компании, лица, алкавшие подписаться, подвигались вперед тесной вереницей, которую не расстраивали в продолжение многих дней ни голод, ни жажда, ни сон, ни усталость; многие запасались провизией, одни кряхтели под тяжестью мешков с деньгами, другие боязливо прижимали к груди туго набитый портфель. Давка людей и экипажей была такова, что ежедневно были или задавленные или вынесенные со сломанными членами; быть может, последние менее горевали об увечье, чем об акциях, которых они вследствие этого лишились».
Но, как говорилось уже не раз, любая пирамида существует лишь до поры до времени. К середине 1720 года во Франции появились первые признаки грядущего краха.
Отчасти их спровоцировал сам Ло, распорядившись принимать в оплату за акции исключительно металлические деньги. При этом для покупки требовалось предъявить акции предыдущих выпусков. (Помнится, в начале 1990-х была у нас тоже такая забава: приведи с собой четырех друзей и получишь видеомагнитофон бесплатно.)
Как следствие — доверие к бумаге постепенно начало падать, а к золоту и серебру — наоборот, расти. Некий делец по фамилии Вермале прославился тем, что вывез в Бельгию на телеге целый миллион серебряных ливров, упрятав их толстым слоем навоза; деньги, известно, не пахнут.
Тщетно герцог Орлеанский, по настоянию Ло, пробовал ограничить хождение презренного металла; своим указом он даже запретил гражданам иметь свыше 500 ливров золотом и серебром на одну душу. (Разница подлежала конфискации, причем обыски поручено было проводить самой же Миссисипской компании.) Кроме того, запрещено было иметь у себя какие бы то ни было драгоценности и изготавливать золотые изделия тяжелее одной унции.