Кризис без конца? Крах западного процветания

Пятая отличительная черта состоит в том, что неолиберальные идеи превратились в руководящую силу в значительно большей степени, чем это было в свое время с идеями либерализма [Shmidt, Thatcher, 2013]. Неолиберальные идеалы закрепились и на уровне здравого смысла, чему способствовали средства массовой информации, и в качестве операционных кодов благодаря влиянию современной экономики. Уже нет многих политико-экономических альтернатив неолиберальной модели (одной из которых была скандинавская), не существует альтернативного международного порядка или альтернативной социально-экономической системы, роль которой во время двух предыдущих структурных кризисов на мировом рынке выполнял СССР. После 1989 г. у западного международного рыночного порядка нет соперников [Fukuyama, 1989; Фукуяма, 1990]. Контраст с 1930-ми и 1970-ми годами очевиден.

Эти пять отличительных черт помогают объяснить, почему неолиберальный порядок оказался столь жизнестойким. При всей масштабности финансового краха он так и не привел к появлению новых интересов или новых альтернатив. Определяющая политическая позиция состоит в том, чтобы хоть как-то выйти из сложившейся ситуации. Из такого подхода следует, что последствия кризиса оказались просто недостаточно сильными, чтобы спровоцировать решительные действия. Девиз «не сломано – не чини» всегда считался привлекательным, и к 2013 г. большинство предпринимателей и политиков пришли к мнению, что экономика в конечном счете сломана не была. Западная экономика не повторила падения 1930-х годов. Реакция на кризис оказалась вполне достаточной, чтобы избежать этого. Конечно, кризис был моментом опасности, но пациент выжил, и для этого не потребовалось существенно менять направление движения. Политика первых пяти лет после краха определялась тем, насколько значительным окажется ущерб, нанесенный существовавшим до кризиса отношениям, и как скоро удастся восстановить доверие, которое позволит вернуться к привычному порядку вещей. Реалисты отмечают, что процесс еще продолжается и худшего еще не случилось. Соединенные Штаты выжили, миновав фискальный обрыв в 2013 г., а еврозона пережила почти смертельные события в 2011 и 2012 гг. Дэвид Рансимен [Runciman, 2013] в книге «Ловушка доверия» утверждает, что, подвергаясь давлению, демократии обычно делают ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы оставаться на плаву. Структурные аспекты кризиса, возможно, нельзя исправить, но реалисты говорят, что со временем они будут не столь значительными, так что на них можно не обращать внимания.

Самым убедительным подтверждением того, что ничего не изменилось, является устойчивость доминирующей структуры институтов, политики и идей, существовавшей до краха, которая, хотя и перенесла короткую встряску, и пять лет спустя во многом остается в целости и сохранности [Engelen et al., 2011; Shmidt, Thatcher, 2013; Grant, Wilson, 2014]. Были сообщения о банковской реформе и законодательных инициативах, среди которых выделяют закон Додда – Франка, принятый в США в 2010 г. и устанавливающий новые правила банковской деятельности, а также международное соглашение «Большой двадцатки» о создании Совета по финансовой стабильности и о новых правилах финансового регулирования Базель III. Хотя эти меры и способствовали ужесточению финансового регулирования, связанные с ними перемены выглядят весьма умеренными по сравнению с бескомпромиссными реформами 1930-х годов, такими как Закон 1933 г. о банковской деятельности в США (закон Гласса – Стиголла), который вводил разделение между розничной и инвестиционной банковской деятельностью. Этот закон действовал до 1999 г. и был отменен с принятием закона Грэмма – Лича – Блайли, как раз перед последним всплеском воодушевления во время великого финансового бума.