Ответа не последовало. Он продолжал звать Хана по имени, ожидая, что он вот-вот выйдет, как бывало каждый раз, когда Майкл навещал его. Шли минуты, и Майкл волновался все сильнее. Что-то было не так. «Я решил войти внутрь и своими глазами увидеть, что происходит», — рассказывал он потом. Не уходя из зоны для посетителей, он вынул мобильный телефон, позвонил врачу лагеря и попросил разрешения войти в «красную зону» с сотрудником лагеря, чтобы они вдвоем могли осмотреть Хана. Врач ответил, что это невозможно.
Майкл начал выходить из себя. Он знал номер министра здравоохранения Сьерра-Леоне Миатты Каргбо, позвонил ей и объяснил ситуацию. Та, в свою очередь, позвонила Ане Вольц, руководителю кайлахунского лагеря, и попросила ее допустить Майкла в «красную зону» для осмотра доктора Хана.
После разговора с министром Аня Вольц позвонила Майклу и спросила:
— В чем дело?
— Мне нужно ваше разрешение одеться, войти в зону и увидеть доктора Хана. Он сегодня не подошел к зоне для посетителей, — Майкл был зол.
— По нашим протоколам посторонние в зону не допускаются.
— Я много лет работаю в кенемской Программе Ласса. Имею большой опыт использования СИЗ. Я собираюсь сейчас войти в «красную зону», поставить Хану капельницу с раствором Рингера и не стану слушать ничьих возражений!
Вольц пришлось сдаться.
Майкл направился в зону для переодевания, где сотрудники облачались в хирургические пижамы, герметичные костюмы и прочие элементы СИЗ. Когда кто-то подал ему хлопчатобумажную хирургическую пижаму, он увидел, что она старая и грязная на вид, и пришел в ярость: «Нет, этого я не надену! Я государственный служащий, начальник эпиднадзора, а вы даете мне невесть что невесть после кого! У меня есть собственный хирургический костюм и обувь». Он отправился к своей машине, взял оттуда одежду и вернулся в зону для переодевания. Там он оделся в СИЗ, слушая между делом инструкцию от сотрудника «Врачей». Потом он в сопровождении этого сотрудника вошел в «красную зону» и направился к палатке Хана.
Примерно в то же время, когда Майкл входил в «красную зону», автомобиль посольства высадил Лизу Хенсли возле офиса «Сумки самаритянина» в больнице ELWA. Она поднялась на крыльцо, огороженное парапетом из шлакоблоков, и увидела Ланса Плайлера, который сидел за столом и разглядывал щербатый грязный куб из пенопласта, лежавший на полу; его половинки были скреплены клейкой лентой. На лице Плайлера застыло выражение паники.
— И что мне с этим делать? — спросил он, явно не желая прикасаться к коробке-холодильнику.
— Давайте, я его открою? — предложила Хенсли.
— Давайте. Это было бы замечательно.
Она отодрала скотч и подняла крышку. Оттуда поднялось морозное облачко. Среди брикетов сухого льда лежали три пластмассовых флакончика с завинчивающимися крышками, залитыми воском для герметичности. Это был «Курс № 2» ZMapp.
Плайлер недоуменно уставился на флаконы:
— И что мне делать с этой штуковиной?
— Пожалуй, лучше всего будет позвонить Ларри Цейтлину, — сказала Хенсли.
Ларри Цейтлин оказался у себя дома в Сан-Диего, где было только семь утра, и одевал пятилетнего ребенка, пока жена возилась с новорожденным. Хенсли передала телефон Плайлеру.
— Что мне делать с этим средством? — спросил Плайлер.
Ларри Цейтлин не мог ничего сказать ему. Ни он, ни Лиза Хенсли как участники разработки лекарственного средства не имели права советовать давать лекарство пациенту или нет.
Хенсли видела на лице Плайлера отражение обуревавших его терзаний.
Ланс Плайлер был лечащим врачом Нэнси Райтбол и Кента Брэнтли. В его распоряжении имелся лишь один курс препарата, в котором равно нуждались два пациента. Оба были практически при смерти. Плайлер должен был сделать выбор между пациентами — предложить лекарство одному и оставить второго на верную смерть. Лекарство не прошло испытаний, не имело лицензии и никогда еще не вводилось человеку. Оно может убить человека за считаные минуты, особенно если больной уже близок к смерти. Самым лучшим решением, возможно, было бы препоручить пациентов Богу, а лекарство убрать в холодильник и не давать никому.
— Тут не может быть ни верного, ни ошибочного решения, — сказала Хенсли, пытаясь приободрить его. Она особо подчеркнула, что не может помочь ему сделать выбор. Однако, если он
— Кроме того, — продолжала она, — препарат следует дать пациенту с