Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего

— Лиза, я не стану пытаться запутывать вас недомолвками, а буду говорить прямо. Я знаю, что вы попали в ситуацию конфликта интересов. Я знаю, что вы хотели бы помочь, но обязаны молчать, так как много лет создавали это лекарство и заинтересованы в том, чтобы оно было испытано на человеке. — «Я только что познакомился с этой женщиной, — думал он. — Способна ли она выйти за рамки, установленные научной деятельностью, и сделать то, что нужно?» — Умоляю вас! — вырвалось у него. — Если бы дело касалось кого-нибудь из ваших близких, ваших родных — воспользовались бы вы этим средством или нет?

Они смотрели друг другу в глаза через стол. Она молчала.

Он не отрывал взгляда, вглядываясь в ее лицо и рассчитывая получить ключ, который позволил бы раскрыть ее эмоции и ее мысли. Он увидел, как она отвела взгляд, как будто сфокусировала его на чем-то, находящемся за пределами этой комнаты. «На чем-то очень личном и болезненном», — подумал он. «Есть ли у нее дети?» — мелькнул у него вопрос. И тут же он вспомнил, что она упоминала в разговоре сына. Он ничего не знал об этом мальчике.

Тянулись напряженные до мучительности секунды. Секунды становились все длиннее, а Хенсли хранила молчание. «Мама, а что будет, если я заражусь Эболой?» Действие этого препарата на ребенка, страдающего гемофилией, было бы совершенно непредсказуемым, и использовать его было бы крайне опасно.

В конце концов она нарушила тишину:

— Да. Я дала бы его своему ребенку.

Затянувшаяся пауза, предшествовавшая этим простым словам, не позволяла усомниться в их правдивости. И все же он чувствовал в ней глубокие эмоции, которых не мог ни разглядеть, ни понять. «Что-то не на шутку гнетет ее», — думал он.

А в своем сердце Плайлер так и не мог решить, что же выбрать. И прямо сказал ей об этом.

Тогда-то Хенсли предложила устроить дистанционный консилиум с основными изобретателями препарата — Джином Олинджером, Ларри Цейтлином и Гэри Кобингером. Никто из них не ответил на вызов по мобильному телефону, и она сказала Плайлеру: «Давайте позвоним моему отцу». Она объяснила, что ее отец ученый и занимается как раз клиническими испытаниями на людях экспериментальных препаратов на основе антител.

Майк Хенсли ответил сразу. Лиза переключила свой телефон на громкую связь, положила его на стол Плайлера, и они склонились над телефоном, чуть ли не соприкасаясь головами.

— Папа, дал бы ты мне ZMapp, если бы я заболела Эболой?

Майк Хенсли не задумался ни на секунду:

— Да, Лиза, дал бы обязательно. — Он много думал об этом еще до того, как ему задали этот вопрос.

Тут позвонил Ларри Цейтлин.

— Вы применили бы ZMapp для себя? — спросил его Плайлер.

Цейтлин ненадолго задумался:

— С той оговоркой, что мою рекомендацию относительно ZMapp следует считать этически сомнительной: применил бы.

— Ларри, более точная формулировка вопроса: дал бы ты его своему ребенку? — вмешалась Хенсли.

Плайлер замер над телефоном Хенсли, ожидая ответа Цейтлина.

«Вот это вопрос, так вопрос», — подумал Цейтлин. Он представил себе пятилетнюю дочку и младенца, ощущая себя совсем незначительным и совсем забыв в этот миг об Африке. Он перевел дыхание:

— Да, я дал бы его своему ребенку.

Закончив разговор, Плайлер решил навестить Кента Брэнтли, проверить его состояние и помолиться вместе с ним. Он подъехал на машине к дому Кента и заглянул в окно. У больного дежурила врач Линда Мобула, одетая в биозащитный спецкостюм.

Кент неподвижно лежал в кровати. Он был в сознании и испытывал мучительную боль. Глаза его были ярко-красными, пульс сильно частил, и дышал он мелко, с хрипом заглатывая воздух. Сыпь покрывала его тело с головы до пят. Ему уже сделали три переливания крови для возмещения потерь при кровотечении, и его простыни пропитались телесными истечениями и кровью. Кент сомневался в том, что у него надолго хватит сил для дыхания. А если он утратит способность дышать самостоятельно, то умрет, потому что в больнице не было ни кислорода, ни аппаратов искусственной вентиляции легких.

Ланс и Кент произнесли молитвы и коротко поговорили. Медицинский самолет ожидался через пару дней. Для умирающего от Эболы два дня — это долгий срок. Кент думал, что, может быть, ему удастся сохранить способность дышать на протяжении 48 часов и он сможет дождаться самолета. На борту его подключат к аппарату ИВЛ и системе жизнеобеспечения. С этим оборудованием он может пережить полет и доставку в больницу в Атланте, где ему предоставят самое передовое лечение. А вот то, что Нэнси доживет до самолета, очень маловероятно. «Отдай лекарство Нэнси», — сказал Кент.

Плайлер ушел, не сказав Кенту о том, как намерен поступить.

БОЛЬНИЦА ELWA

6:30, среда, 31 июля