Другими словами, Лансу Плайлеру предстояло осуществить медицинскую сортировку. Плайлер оцепенел от навалившегося бремени предстоящего решения.
— А что с ним делать, если мы его не используем? — спросил он.
— Тогда я верну его Ларри Цейтлину. — Она накрыла пенопластовую коробку крышкой и плотно прижала ее, чтобы сухой лед внутри не таял.
Около 14:30 она ушла, оставив Плайлера в одиночестве рассматривать стоящую на полу коробку.
Майкл Гбаки и сотрудник «Врачей без границ» пришли в небольшую палатку, где размещались Хан и другие медики из Кенемы. Хан лежал на койке. Все вокруг было залито рвотой и жидкими каловыми массами, одежда была мокрой и грязной, и постель определенно давно не меняли. Майкла в полном защитном снаряжении было невозможно узнать.
— Доктор Хан, — сказал он сквозь маску, — это я, Майкл.
Хан, судя по всему, не узнал его.
— Это я, Майкл! — крикнул он в голос.
Хан поднял голову и посмотрел на него.
Майкл помог ему сесть, раздел его, протер кожу салфетками, переодел и сменил постель. Когда Майкл стал одевать Хана, тот заговорил и попросил газировки. Майкл помог ему выпить ее.
— Я хотел бы отдохнуть, — сказал Хан.
Гбаки помог Хану улечься и решил выйти и отыскать Питера Каиму, слугу Хана, который остался в Кайлахуне. Он прошел через пост обеззараживания, где его облили хлоркой и помогли снять защитное снаряжение. Питера Каиму он нашел рядом с лагерем. Немного поговорив с ним, Майкл вернулся в зону для посетителей, рассчитывая спросить у соседей Хана, как тот себя чувствует.
Тем временем Мохамед Йиллах, брат Мбалу Фонни, лежал на своей койке рядом с Ханом. Йиллах старался ухаживать за Ханом, но ему не хватало сил, чтобы встать с койки, переодеть и умыть Хана и сменить ему постель. Сейчас он все же сумел встать с кровати, решив, что Хану необходим свежий воздух. Он усадил Хана и спустил его ноги на пластиковый пол. Потом Йиллах обнял Хана и поднял его с кровати. Держа Хана на руках, как младенца, Йиллах вышел с ним из палатки. Медицина не в состоянии объяснить, каким образом больной человек на поздней стадии Эболы смог поднять взрослого мужчину и пронести на изрядное расстояние.
Нетвердой походкой, еле-еле переставляя ноги, Йиллах донес Хана до зоны для посетителей, уложил на мягкий пластиковый мат подле ограды, а сам тяжело рухнул на стул рядом. Посидев немного, Йиллах с трудом поднялся, доковылял до палатки и лег на койку.
Почти сразу же по другую сторону барьера появился Майкл и обнаружил, что Хан лежит на мате и хватает ртом воздух.
— Доктор Хан!
Тот ничего не ответил.
— Доктор Хан!
Хан повернул голову:
— Майкл… — Он с трудом выдавил из себя это слово, но не сказал больше ничего, а в следующий миг его дыхание остановилось.
— Доктор Хан умер! — закричал Майкл Гбаки.
В тот момент, когда Майкл выкрикнул: «Доктор Хан умер!» — старший брат Хана, Сахид, живший в Филадельфии, разговаривал по телефону с Питером Каимой, который все так же стоял около лагеря. Сахид услышал сквозь голос собеседника какие-то крики.
— Что случилось? — спросил он Каиму.
— Доктор покинул нас, — ответил Каима и расплакался.
И Сахид Хан понял, что только что услышал по телефону момент смерти брата.
Мохамед Йиллах, отдыхавший на койке в палатке после отчаянных усилий, которые он приложил, чтобы вынести Хана на свежий воздух, испытал острый приступ раскаяния. Он оставил доктора Хана умирать в одиночестве. Он не понял, что Хан умирает, иначе он обязательно остался бы с ним. В этот миг Йиллах, как никто на свете, хотел подойти и в последний раз взглянуть на Хана, но, увы, у него не было сил, чтобы пошевелиться.
Пардис Сабети, узнав через несколько минут о смерти Хана, неудержимо разрыдалась. Много позже она размышляла о смерти Хана: «В борьбе с инфекционными заболеваниями мы то и дело видим смерть и думаем о том, почему она происходит. Все мы пытаемся осознать наше место во Вселенной и смысл нашего существования. После смерти Хана у меня осталось ощущение, что нам просто следует делать больше и что нельзя допускать, чтобы такие люди умирали зря».
Время тянулось очень медленно, и Йиллах, брат Тетушки, лежавший без сил на койке, потерял терпение. Его приводило в бешенство то, что в кайлахунском лагере больным не делают внутривенных вливаний для преодоления обезвоживания. Он сознавал, что только что увидел результат этой политики — им оказалась смерть Хана.