Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего

Таксист высадил Муембе около университета. Уютный кампус состоял из современных зданий. Доктор поспешно направился в свою лабораторию. Там он с помощью сотрудников разделил печень на несколько частей. Потом были сделаны тончайшие срезы, которые поместили на предметные стекла. Муембе хотел получить об этих образцах несколько заключений специалистов. Была ли это желтая лихорадка? Если нет, то что же? Он привлек к исследованию двух своих коллег и сам положил стеклышко со срезом под мощный микроскоп. Необходимо было посмотреть и самому.

При сильном увеличении в тканях печени, пораженных вирусом желтой лихорадки, видны специфические изменения. Но, как ни разглядывал Муембе препарат, он не видел ничего определенного. Видеть было просто нечего. Ткани разложились и превратились в бесструктурную массу. Это было из рук вон плохо. Он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть наличие желтой лихорадки.

Но ведь оставались еще образцы крови. С их помощью он надеялся выявить брюшной тиф. Если люди в Ямбуку умерли от тифа, кровь должна быть насыщена тифозными бактериями. В теплой гниющей крови бактерии должны были размножиться. В несколько чашек Петри поместили по капле крови и поставили в теплое место. При наличии тифозных бактерий их колонии должны были вырасти за день-другой. Если они появятся, значит, в Ямбуку разразилась эпидемия брюшного тифа.

БОЛЬНИЦА НГАЛЬЕМА, КИНШАСА

27 сентября, середина дня

Больница Нгальема стоит на холме, возвышающемся над рекой Конго, той ее частью, которая образует обширное сонное озеро Малебо, ниже которого расположены Великие водопады[26]. Больница Нгальема представляет собой комплекс приземистых белых корпусов, выстроенных вокруг квадратных двориков, поросших травой. Сестру Мириам поместили в отдельную палату одного из корпусов; ей стало хуже. У нее началась рвота и периодически мучил понос. За нею ухаживал сестра Эдмонда, не надевавшая ни резиновых перчаток, ни маски, ни защитной одежды.

Настоятелю отцу Слегерсу, который тоже жаловался на высокую температуру, повезло. Как выяснилось, он болел малярией. В крови у него не нашли ничего, кроме малярийных паразитов, и после применения противомалярийных препаратов он пошел на поправку. А вот у сестры Мириам оказалась не малярия, и она быстро угасала.

Жан-Жак Муембе следил за состоянием сестры Мириам и одновременно наблюдал за чашками Петри, в которые поместил по несколько капель крови, взятой у разных людей со сходными симптомами. Никаких бактериальных культур там не появлялось. Тут у него возникла мысль, что он неверно оценил болезнь. Она могла передаваться не через укусы москитов или потребление загрязненных продуктов и напитков. Она могла быть заразной. Он позвонил в больницу лечащему врачу сестры Мириам. «Мы не смогли точно установить, что это за заболевание, — сказал он. — Нам следовало бы вести себя осмотрительнее». Он посоветовал больничным медикам, имеющим дело с сестрой Мириам, прибегнуть к стандартным предосторожностям инфекционного режима и учитывать потенциальную контагиозность заболевания. «Ce nest pas un probleme[27], — ответил врач. — Я думаю, что это обычный брюшной тиф».

Муембе был очень сильно занят в университете, где не только заведовал микробиологической лабораторией, но и занимал должность декана медицинского факультета. Дожидаясь результатов созревания образцов в чашках Петри, он встречался с преподавателями и студентами в своем кабинете и на территории кампуса. Прошло не так уж много времени с тех пор, как Заир получил независимость, и атмосфера в стране была насыщена оптимизмом и энергией. В кампусе шла бурная жизнь, в которую Муембе был активно вовлечен.

Но на следующий день после возвращения из Ямбуку он получил удручающие новости. Отец Жермен, престарелый тощий кюре с козлиной бородкой, дававший последнее причастие сестре Беате, заболел. Это было очень тревожно. Болезнь — чем бы она ни была — распространялась.

На следующий день у сестры Мириам начались кровотечения. Муембе то и дело возвращался мыслями к совету, который дал больничному врачу, — считать болезнь высокозаразной. А в чашках Петри так и не появлялось тифозных колоний. Следовательно, болезнь не была тифом.

Оставалось теряться в догадках. Тут-то он начал понемногу задумываться о сестре Мириам и о себе самом. О сыпи, которую он видел на ее теле. С красными бугорками и петехиями — подкожными кровоизлияниями. Он тогда обратил внимание, как быстро она распространилась на шею и на руки. А сейчас он думал о том, не мог ли сам подвергнуться воздействию неизвестного агента.