Крокодил из страны Шарлотты

Неизвестный Барцишевскому столяр оказался титаном труда и за один день своротил всю свою часть работы. Подручный тоже вкалывал почем зря и всего лишь раз подвел своего работодателя, нанеся ему, так сказать, моральный ущерб. Барцишевский как-то отлучился в город, а когда вернулся, застал в квартире чужого человека — это в отсутствие-то хозяйки.

— Я с ним в дверях столкнулся, он уже выходил. Мне такое самоуправство не понравилось, и я сказал этому молокососу пару теплых слов — вы ж понимаете, пани Хансен оставляет на меня квартиру как на своего человека. Зачем же чужих впускать? Потом еще отвечать придется.

Помощник оправдывался, дескать, тот заходил всего на минуту — спросить, когда можно застать хозяйку. Помощник ему и открыл-то, решив, что это вернулся Барцишевский. Вроде бы ничего такого не стряслось, но у Барцишевского остался неприятный осадок — получилось, что он злоупотребил доверием Алиции. А тут еще нагрянула повестка от майора, расспросы вокруг да около — вот он и набрал в рот воды.

— Скажите, пани инженерша, что мне делать? — в страхе вопрошал он. — Я человек честный, в жизни по судам не ходил, а тут такая напасть. Чем черт не шутит, вдруг он что-нибудь стащил, а повесят на меня? И это еще не все, под конец случилось самое неприятное...

Он заколебался, задумчиво уставился в широкий зев телевизора, к счастью выключенного, потом махнул рукой.

— Ладно, скажу уж, а то не видать мне покоя. Когда мы управились с ремонтом, этот помощник и говорит: «Никаких денег мне не надо. Ты меня знать не знаешь, меня тут не было. А если что припомнишь, тебе каюк». И ушел, так и не взяв денег. Ну как поступить? У меня жена, дети...

— Да, плохи дела, — брякнула я с ходу. — Надо поразмыслить. А как он выглядел?

— Обыкновенно. С виду приличный, на студента похож. Высокий такой, молодой. Лет на двадцать пять. Весь из себя черный, загорелый то есть. Какие волосы — не знаю, шапку он не снимал.

Вот уж невезенье! Никакого толку от этого запуганного Барцишевского! Мало того, случись с ним что — будет на моей совести.

— А как выглядел тот, с которым вы столкнулись в дверях?

— Неприятный тип. Элегантный, костюм на нем хороший, а вот физиономией не вышел. Нос уже издали в глаза бросается.

Человек с перебитым носом! Ну что ж, этого следовало ожидать. Ловко же они управились с установкой аппаратуры! Видать, им позарез надо было заполучить от Алиции нужные сведения. Оно и понятно, пять миллионов — это вам не фунт изюму!

— Знаете что, пан Антоний, — посоветовала я наконец, — лучше расскажите все как есть. Понимаете, вы для них опасны, пока молчите, сейчас они и вправду могут с вами что-нибудь учинить. Но стоит вам все рассказать, как нужда в этом отпадет, а мстить они поостерегутся, чтоб не наследить... У них ведь тоже голова варит.

— Дело говорите, пани инженерша, — утешился Барцишевский. — А на всякий случай буду начеку, береженого Бог бережет. Ох уж намылю я холку своему Владеку, пусть только вернется. И где он себе откопал эдакого товарища?

Точно такой же вопрос, разве что погрубее сформулированный, задал и Дьявол, когда я доложила ему о своей встрече с Барцишевским. Но пока я добиралась домой с другого конца города, у меня было время еще раз все обдумать.

— Не совершайте излюбленной ошибки всех полицейских во всех детективных романах, — предостерегла я Дьявола. — Не оставляйте на произвол судьбы самого ценного свидетеля, иначе назавтра вы найдете его в состоянии, когда он вам уже ничего не засвидетельствует. Только Барцишевский может опознать своего подручного и этого, как его — Петера Ольсена. Позаботьтесь о Барцишевском уже сегодня вечером.

Дьявол, как ни странно, на сей раз прислушался к моему совету, и вскоре Барцишевского доставили в милицейское управление живым и невредимым, правда не в наилучшем настроении.

Был допрошен и настоящий его подельник, тот самый Владек, которому Барцишевский обязался намылить холку, но подельник клялся и божился, что своего «товарища» знать не знает. За рекомендацию и отъезд из Варшавы в разгар сезона он получил две тысячи отступного. Словесное описание ничего не дало — мало ли в городе молодых, высоких и загорелых.

Петер Ольсен отбыл вместе со своим носом в Копенгаген, выяснить о нем почти ничего не удалось — кроме того, что он, скорей всего, знал Алицию и приходил к ней. Но нельзя же считать преступлением визит к даме.