— Товар должен быть штучным, мелкой расфасовки, разве что контрабандой занималась вся команда, исключая, само собой, меня. Никогда на яхте не оставался кто-то в единственном числе, всегда там крутилось несколько человек. За исключением одного вечера, когда мы все скопом нагрянули в Хумлебек.
Я слышала об этом визите вежливости от Алиции. Команда в полном составе гостила у наших благодетелей в их летней резиденции. Я на секунду представила себе это зрелище, живописное, как с рекламного туристического проспекта. Уютная терраска, зеленый, обсаженный деревьями откос, внизу в лунных бликах море, а вдали на горизонте — мерцающая огнями панорама Швеции. У меня невольно вырвался завистливый вздох.
— А вы туда прямо на яхте приплыли?
— В том-то и суть, что нет, — взяли такси. Точнее, микроавтобус, как раз на десятерых. Я поехал вместе со всеми, а один человек остался на яхте.
— Зачем? — изумилась я. — Ведь в Дании не воруют!
— Не знаю. Не захотел ехать. Всю ночь провел там один, мог загрузить что угодно, заниматься каким угодно делом. Вот только довести его до конца не мог, ведь именно он-то и утонул. Вряд ли бедняга был контрабандистом, иначе потом бы его сразу вычислили. Покойник уже ничего не спрячет, а яхту после его смерти обыскали всю до основания. До сих пор не пойму, как он ухитрился свалиться, ночью хоть и стоял туман, но море было спокойным, голова, что ли, закружилась?
— Столкнули, — буркнула я.
— Что вы говорите?! Кто? И зачем? Нет, с Лешеком все ясно, Алиция тревожилась не за него. Какой смысл заниматься контрабандой, если выходишь в плавание всего пару раз в году? И зачем бы ему понадобилось топить человека — чтобы дискредитировать себя? Полная чушь!..
* * *
— У кого это ты так засиделась? — учинил мне Дьявол допрос уже на пороге.
— Так вы до сих пор за мной шпионите? Надо было проводить до двери, посмотреть на табличку.
— Она без таблички. Чем откладывать до завтра, лучше тебе расколоться прямо здесь, в непринужденной обстановке.
— Ценный совет. Ну что ж, скажу как на духу: я ищу человека, ради которого Алиция позволила себя убить. Лешек Кшижановский отпадает, это не он. Руки у него не трясутся, подозрительным взглядом вокруг не шныряет. А что новенького у вас?
У них ничего такого сенсационного не имелось. Но унывать они не унывали, все шло своим чередом. Удалось установить, что за Алицией велась постоянная слежка, было найдено орудие убийства и восстановлен весь его ход. Выяснены мотивы. Канал, по которому переправлялись наркотики, удалось перекрыть, даже мышь, будь она у преступников на посылках, не могла бы проскользнуть с чем-нибудь таким через границу. Не хватало только мелочи — людей, которые все эти делишки обделывали.
— Где-то они ведь фасуют свой продукт, — рассуждала я. — Не сам же он набивается в банки. Неужели нельзя поймать их за руку прямо на месте преступления?
— Беда в том, что не найдена еще ни одна банка хотя бы со следами героина. Ни консервная, ни стеклянная. Не нравится мне все это.
— А по-моему, ты должен чувствовать себя на седьмом небе. Контрабанда-то перекрыта.
— Ошибаешься, — бесстрастно возразил Дьявол. — Наблюдается странная картина. От нас ничего не идет, а в Данию поступает.
— Как так?
— Да вот так. У нас проверяется каждая посылка, каждый кусок селедки, сала, колбасы. Все невинно, как слеза младенца. А по дороге каким-то дьявольским манером преображается в героин.
— Откуда ты знаешь?
— У нас свои каналы. Да и сама версия мне кажется сомнительной. Сало готовят в одном месте, селедку в другом, что же получается — везде засели только бандиты? Сдается мне, тут задействован совсем иной механизм.
— Какой?
— Еще не знаю, надо кое-что проверить. Поезжай-ка ты в этот свой Копенгаген, может, на кого-нибудь там выйдешь. По-моему, там такая же петрушка. В магазин вносят, из магазина не выносят.
— Хорошо, наведаюсь к м-м... м-м... в магазин...
— Что это ты мычишь? — удивился Дьявол.
— ....и попрошу баночку чего-нибудь. Может, вынесу... — пробубнила я.
Счастье еще, что «магазин» начинается на ту же букву, еще секунда — и я ляпнула бы такое, чего в жизни бы себе не простила!
* * *
Паспорт мне обещали ко вторнику. Датскую визу — к среде. Во вторник паспорта у меня не было, зато был Михал. Я чуть не бросилась ему на шею, отчего он наверняка схлопотал бы кондрашку. Удержалась в последнюю секунду.
— Послушай, — сказал он, уяснив себе наконец, что похороны не состоялись и в скором времени не намечаются. — Ты эту фаршированную колбасу посылала только мне или еще кого-нибудь осчастливила?
Проигнорировав вопрос, я заставила его доложить все светские новости, а уж потом вернулась к нашим баранам и позволила себе встревожиться.
— Конечно, только тебе. А в чем дело?
— Да ты меня этой колбасой так заинтриговала, что я трижды туда наведывался. Из того, что мне набормотал консьерж, получается, будто пол-Копенгагена ломится в твою прачечную. Хотя за точность я не ручаюсь — говорил он, естественно, по-датски. Везде все наглухо закрыто, с чего бы это, при вас все было нараспашку. Да, видел нашего знакомого.
— Кого именно?