Крокодил из страны Шарлотты

— Рассчитывала, что кто-то их найдет. Не могла же она постоянно говорить на эту тему, один раз уже упоминала о них перед микрофоном. Боялась, что наведет на след. Вообще всего боялась.

— И потому несла по телефону всякую чушь... Погоди, а может, не только чушь?

— То есть? — насторожилась я, тем более что в голове у меня забрезжил какой-то просвет.

— Мне кажется... — Дьявол наморщил лоб. — Мне кажется, ты сказала что-то очень странное. Постой-ка... Сначала спросила, не хлебнула ли она лишку, потом сказала что-то совсем уж непонятное. Дай Бог памяти... «топотала ногами»!

Топотала ногами!

Тут у меня в голове окончательно прояснилось.

— Знаю! — завопила я. — Она мне велела после ее смерти взять себе что-то на память. Ну конечно, что-то очень важное! Господи, что именно?

— Как, ты не знаешь?

— Понятия не имею. Помнится, она сказала:

«Возьми себе то, за что ты бралась после визита к благодетелям». Потом добавила: «И топотала ногами». Вот и пойми, что это значит!

— Вспоминай! Ты же всегда похвалялась своей памятью. Все мои грешки помнишь наперечет.

— Твои грешки увековечены в ней как на скрижалях. Погоди, не сбивай меня.

Я закрыла глаза. И сразу передо мной предстала просторная, с амбар, столовая, стол на двадцать четыре персоны, маленький столик, кресла, серебряный подсвечник, серебряный кофейник, чашки королевского фарфора и к ним одна серебряная ложечка. Хозяева пили кофе без сахара и постоянно забывали о ложечках. На столике возвышались бутылка виски, бутылка коньяку и содовая...

Я открыла глаза и простонала:

— Боже, а перед тем мы пили рябиновку!

— Алкоголички! — брюзгливо фыркнул Дьявол Я снова закрыла глаза. Все верно, перед тем прикончили у себя наверху бутылку рябиновки — Алиции как раз дали прибавку к жалованью, а у меня дела были хоть плачь, вот мы и разряжались от полноты чувств. На комоде, создавая атмосферу, горели три красивых красных свечи. На последней рюмке рябиновки компанию нам составила дочь хозяев — она пришла нас пригласить вниз, на кофе...

Помнится, я положила себе в чашку кусок сахару и стала поспешно размешивать, чтобы потом деликатно, не привлекая внимания, передать Алиции единственную ложечку.

— Чего ты так скрипишь? — зашипела на меня Алиция по-польски, не меняя светского выражения лица.

— У меня глисты, — машинально парировала я, тоже лучась аристократической улыбкой.

И сунула ей под столом ложечку.

Вместе с рябиновкой в меня влилась молодецкая бодрость духа. Я с нетерпением вслушивалась в ее болтовню с хозяином дома о погоде, поскольку мне надо было обсудить с ним совсем другой вопрос, неизмеримо важнее. Наконец я воспользовалась паузой, когда он стал наполнять рюмки.

— Алиция, если ты немедленно не переведешь разговор в нужное русло, я начну петь, — пригрозила я и торжественно добавила:

— Ибо польская народная песня неукротимо рвется у меня из глубин.

— Так! — благовоспитанно осклабилась Алиция. — Из каких таких глубин?

— Из глубин души, сердца, легких... Qui, merci beaucoup.

Разговор катился одновременно на четырех языках. На немецком, английском, французском и датском. В последнем вот это самое «так» всегда оказывалось для меня камнем преткновения. До сих пор как заслышу, вздрагиваю и начинаю мучительно соображать, то ли мне по-польски сказали «да», то ли на датском поблагодарили.

После такой угрозы Алиция поскорей перевела беседу на интересующую меня тему и затем, сократив визит до минимума, потащила меня наверх. Результат разговора оказался самым утешительным, красивые свечи на комоде продолжали красиво гореть, а Алиция извлекла из шкафчика бутылку «Соплицы».

— За наше, стало быть, здоровье! — удовлетворенно провозгласила она.

Родимая народная песня уже неудержимо рвалась из моей груди, и после наполовину опустошенной бутылки мы таки ее грянули. Но не хватающую за душу «Гораль, небось тебе жаль», а плясовую, как того требовал текущий момент.

Глазами души я увидела Алицию как живую: вот она самозабвенно притопывает в танце, а потом со стоном хватается за ногу, попытавшись продемонстрировать, как в обереке полагается припадать на одно колено. В результате финал плясовой партии я исполняла соло.

— Потише! — взывала Алиция, рыдая от смеха. — Не топочи так!

Топотала ногами!!! Что-то я еще отплясывала и топотала ногами! Ну конечно, испанские народные танцы!

Кастаньеты! Любимые ее кастаньеты! Я «бралась» за них и топотала ногами!!!

— Знаю! — взвизгнула я, срываясь с места. — Знаю, о чем речь! Как я могла забыть, ведь они висели на стене!

— Что висело на стене? Говори, не тяни. Взволнованная до глубины души, я готова была сию минуту лететь за завещанным мне наследством.

— Кастаньеты! Помнишь? Они висели на стене над той надписью. Подарок, Алиция очень ими дорожила и всегда возила с собой. Надо их сейчас же забрать!

— Остынь, куда тебя несет на ночь глядя? Квартира опечатана, завтра возьмем.

— Погоди, — забеспокоилась я. — Надо это дело обговорить с сестрой. Она ведь наследница... И только тут до Дьявола наконец дошло.