Он бросился в том направлении, куда побежала мать, пока не увидел их рядом друг с другом в свете фар: мать сидела на земле и гладила отца по волосам. Его лицо было все в порезах и уже распухло. Отец был таким упрямым, что никогда не пристегивался.
Элиот опустился на колени рядом с ними. Из шеи отца торчал толстый кусок стекла, повсюду была кровь – кровь, умноженная дождем.
Папа! – сказал он, и веки отца дрогнули и открылись.
Увидев Элиота, он поднял дрожащую руку и попытался что‐то ответить.
Все хорошо, – сказал Элиот, но папины пальцы продолжали судорожно сжиматься от желания что‐то сказать. – Поговори со мной. Что такое?
Разве ты не видишь? Там ангелы.
Что? – спросила мать Элиота.
Ангелы с небес. Они такие красивые. Зажигают дерево.
Элиот оглянулся через плечо на деревья, но ничего так и не увидел, а потом подъехала машина скорой помощи – но тогда его отца уже не было в живых, – и еще долгое время после этого он не видел ничего красивого.
После похорон Элиот и его мать просидели три недели в похожей на тундру гостиной с приглушенным светом и включенным на полную мощность кондиционером, и наконец мать спросила его, верит ли он в рай.
Они не привыкли ходить в церковь, и таких, как они, в Огайо было мало. Элиот всего несколько раз бывал в церкви – в детстве, на собраниях юных скаутов. Его отец никогда не отличался религиозностью, и тем не менее перед смертью он говорил так убежденно. Элиот не знал, что и думать, но эта мысль, казалось, немного приободрила его маму, поэтому они поискали в интернете разные варианты и нашли евангельскую церковь с внушительной колокольней и эффектным сайтом: “Новое рождение. Начните с чистого листа уже сегодня”.
На сайте было написано: “Приходите такими, какие вы есть”, и внутри атриум совсем не походил на церковь. Помещение было круглым и светлым, с окнами от пола до потолка и высокими столиками и стульями, как в кафе, расставленными вдоль стен. В центре стоял автомат с пепси и висел огромный баннер с надписью “Бесплатный кофе! Бесплатная газировка! Бесплатный Wi-Fi! Пароль: jesus1”. В главный зал вели две толстые деревянные двери.
Здесь все выглядело немного более привычно – скамьи, помост с пугающим распятием в натуральную величину. Но вскоре стало ясно, что и сюда тоже проникли приметы современности: прожекторы, которые давали рассеянный фиолетовый свет, гигантский светодиодный экран, подвешенный к потолку. На возвышении перед алтарем выступала рок-группа с электрогитарами и ударной установкой; на полу стояли большие усилители, и к пастве были обращены три гигантских динамика на подставках. Все стояли, улыбаясь, подпевая и хлопая в ладоши, и Элиот подумал: Что‐то они все тут беспричинно счастливы, но ладно, как‐нибудь переживу.
Они с матерью уселись на скамью. Музыка прекратилась, и все остальные тоже сели. Человек, который, как понял Элиот, был священником, вскочил на помост, победоносно вскинув руки. Когда он начал свою проповедь, на экране возникло и стало медленно увеличиваться его лицо. Элиот пытался слушать, но чтение по губам было делом непростым, и вскоре он потерялся где‐то в пустыне, где некий Иаков боролся (боялся? бодался?) с ангелом.
Именно тогда он увидел ее, через проход, на несколько рядов впереди: непослушные темно-рыжие волосы ниспадали на спину, белая футболка открывала веснушчатые руки. Он никогда еще не был так очарован чужим профилем, и ему хотелось, чтобы она повернулась, хоть на чуть‐чуть. Потом мать толкнула его локтем – пора уходить. Сколько же он пялился? Когда девушка вышла в проход, он мельком увидел ее белое веснушчатое лицо и ореховые глаза – даже красивее, чем он себе представлял. Элиот почувствовал, как в его груди что‐то перевернулось, и горе на мгновение отступило. Его мозг, когда‐то терзаемый мыслями о девушках вообще, отныне будет поглощен ей одной – безымянной веснушчатой загадкой.