Кроме шуток

Он полистал стопку журналов, из тех, что бывают только в кабинетах врачей. Все они были либо взрослыми в худшем смысле этого слова – “Современное здоровье”, “Гольф для джентльменов”, – либо слишком детскими. В последнее время такая ерунда преследовала его везде. Книги, одежда, сериалы – все было или уже не для него, или еще не для него. Он любил пересматривать мультфильмы, которые смотрел в детстве, хотя никогда никому об этом не рассказывал, стыдясь того, что его вкусы не выросли вместе с ним после перехода в старшую школу. Но сейчас была середина ночи, и, кроме старика, в приемной больше никого не было. Он взял “Хайлайтс”. Что не так на этой картинке? А на этой? Через некоторое время все картинки начали выглядеть одинаково нелепо. Подумаешь, пальто с пуговицами разного размера, и что тут не так? Остин отложил журнал. Он заснул на широкой скамеечке, завалившись набок, и проснулся оттого, что над ним стоял папа.

Малыш родился! Хочешь посмотреть?

Мальчик или девочка?– Cпросонья руки плохо слушались Остина.

Сюрприз, – сказал папа.

Остин пошел за ним, увидел, что мама сидит в постели, держа в руках розовый сверток, и обрадовался – девочка! Судьба все же проявила к его маме благосклонность.

Хочешь? – спросила она свободной рукой, кивая на ребенка.

Его восторг быстро сменился тревогой. Никогда еще он не видел новорожденного так близко. И все же поймал себя на том, что отвечает:

Хочу.

Но вообще‐то он не очень хотел. Вдруг он ей что‐нибудь сломает? Он сел на стул рядом с маминой кроватью, и папа переложил ребенка ему на руки.

Поддержи голову, – сказала мама.

Такая красная, морщинистая и пахнет мылом. Такая крохотная. Остин ощутил, как что‐то в нем раскрывается, и это чувство наполненности превосходило радость от хорошей оценки или от главной роли, было даже приятнее, чем когда он лежал голым под одеялом рядом с Габриэллой на пикнике, который устроили ее родители в День поминовения. Он будет защищать этого крошечного человечка, который смотрит на него, щурясь. Свою сестренку.

Как ее зовут?– спросил Остин через некоторое время, когда смог отвести взгляд от ребенка.

С-к-а-й-л-а-р. Увидишь, когда она проснется, какие у нее большие и голубые глаза.

Скайлар. Остин не знал никого с таким именем; это слово он никогда раньше не дактилировал. Он попробовал его на ощупь, чувствуя, как буквы перекатываются по руке, словно океанская волна. Однажды на уроке естествознания он узнал, что глаза младенцев с возрастом могут менять цвет, но это имя показалось ему красивым, поэтому он не стал возражать.

Привет, С-к-а-й, – сказал он малышке, хотя она спала. – Добро пожаловать.

В конце концов мама тоже заснула, и Остин передал ребенка папе.

Удивительно, да?

Такая маленькая. Как игрушка.

Это хороший рост для ребенка, родившегося на две недели раньше срока. Ты был ненамного больше.

Остин попытался представить первые мгновения собственной жизни, родителей, которые тогда были на полтора десятка лет моложе и радовались своему первенцу. Неужели он родился в этой больнице? Наверное, да, хотя он никогда не спрашивал.

Скайлар проснулась и заплакала; папа разбудил маму, чтобы та ее покормила; появилась медсестра и коротко поговорила о чем‐то с папой, но Остин не мог уследить за их беседой.

Что она сказала?

Что она сказала?

Остин с мамой оба посмотрели на папу, когда медсестра подхватила ребенка и унесла его по коридору. Папа вздохнул.

Что? – спросила мама. – Не заставляй меня нервничать.

Она хотела знать, как ты будешь слышать плач ребенка.

Тьфу ты.

Мама с облегчением улыбнулась – Остин тоже ожидал чего‐то худшего.

Она просто проведет стандартные обследования.

Не понимаю, как можно быть такой неотесанной после стольких лет учебы!

Что ты ей сказал?

Что у нас в доме больше световых сигнализаторов, чем в пожарной части. Что глухие люди воспитывают детей на протяжении тысячелетий.

И что нечего совать нос куда не просят?

Если хочешь, могу сказать и это, когда она вернется.