Улегшись в постель, Остин наконец открыл сообщение от новенькой: она спрашивала, как у него дела. Всего несколько дней назад это бы его обрадовало, но теперь он не мог заставить себя ответить или просто извиниться за то, что не ответил, хотя сообщение пришло еще вчера. Что он мог написать в свое оправдание? Что раньше он считал свою жизнь идеальной, но теперь, когда у него появилась слышащая сестра, это вдруг оказалось не так? Он вспомнил о Габриэлле, начал было писать ей, но передумал. Даже если бы она поняла, как важна для него их наследственная глухота, поговорить он хотел не с ней. В конце концов он не написал ни той, ни другой, поставил телефон на зарядку, достал учебник химии и заснул за домашним заданием от Сайбек.
В понедельник отец отвез Остина в школу. Утро тянулось очень долго. Остин так и не ответил Чарли, но ему не терпелось ее увидеть, и поэтому он расстроился, когда она не пришла на обед.
Он не мог заставить себя рассказать друзьям, что Скайлар слышащая, хотя сам не до конца понимал, чего боится. Ни для кого не секрет, что именно история его семьи сделала его популярным или как минимум стала той причиной, по которой все в кампусе его знали, но неужели он правда думает, что нравится людям только поэтому? Он ходил рассеянным весь день и страшно разозлился, обнаружив, что забыл домашнее задание для Сайбек дома на кровати, хотя знал, что отец на этой неделе, скорее всего, приедет в кампус по работе и привезет тетрадь, если его попросить. Весь день насмарку. Вернувшись к себе в комнату, он так толкнул дверь, что она широко распахнулась и ударилась о спинку стула Элиота. Хотя Остин ушел из корпуса старшей школы одним из первых, Элиот все равно опередил его и теперь, развалившись на кровати, тыкал в телефон.
Остин плюхнулся на свою кровать, но никак не мог успокоиться. Он посмотрел на голую стену напротив, на пачку сигарет на тумбочке Элиота. Тот даже не потрудился ее спрятать, и это раздражало – если бы в общежитии провели внезапную проверку, у них обоих были бы неприятности. Хотя, конечно, проверки проводили каждый вечер в одно и то же время, это не то чтобы бином Ньютона. Остин встал, осмотрел пачку и вытащил из нее сигарету.
Прежде чем Элиот успел ответить, он засунул сигарету за ухо, как в кино.
Он распахнул окно, спрыгнул вниз и пролез через живую изгородь.
Возвращаясь через двор после совещания с учителями средней школы, Фебруари наткнулась на главную тайну семестра – на курильщика. Сначала она услышала покашливание, доносящееся из‐за общежития для мальчиков. Так они всегда и попадались – по звукам, которые им не приходило в голову приглушать. Ловить их на этом иногда казалось Фебруари жульничеством, пока она не вспоминала, что она тут главная.
Обойдя здание, она с изумлением обнаружила Остина Уоркмана, который, согнувшись пополам от кашля, держал двумя пальцами отяжелевшую от пепла сигарету. Увидев ее тень, он резко выпрямился, и она подняла руки в жесте “сдаюсь” и начала подходить к нему очень медленно, как к испуганному животному. Приближаясь к среднему возрасту, она набрала лишние килограммы, и теперь ей явно не угнаться за этим долговязым парнем, если он попытается улизнуть. Тогда пришлось бы вызывать охрану, писать заявление, звонить его родителям – делать все то, чего она хотела избежать почти так же сильно, как и он.
Фебруари, по ее собственному мнению, была в некотором роде прогрессивным директором – по крайней мере для Колсона. Подростков считают неуправляемыми только по той причине, думала она, что никто не понимает, почему у них бесконечно меняется настроение. А всему виной отсутствие языка. Словарный запас и способы восприятия мира, которыми они пользовались в детстве, оказываются недостаточными перед лицом новых, гораздо более сложных задач и эмоций. Подростковые годы, по сути, повторение кризиса трех лет.
Чтобы бороться с этими истериками великовозрастных детей, Фебруари придумала кодовую фразу “кроме шуток”, чтобы заставить учеников выложить всю правду, когда они что‐то натворили. Эта фраза подразумевала, что их будут ждать не такие серьезные последствия, если они расскажут, почему сделали то, что сделали; Фебруари, скорее всего, в любом случае наказала бы их одинаково, но им‐то не нужно было этого знать. Кроме того, ей почти никогда не выпадала возможность проверить это на практике – дети всегда хотели объясниться.
За те несколько секунд, пока Фебруари подходила ближе, Остин овладел собой и раздавил сигарету кроссовкой.