Кроме шуток

Трудно было представить, каким мог бы стать мир, если бы глухие так же остро реагировали на неспособность слышащих общаться жестами, на то, что те не считают нужным, а то и отказываются делать субтитры для телепередач или даже пускать бегущую строку с названиями остановок в автобусе. Конечно, это их привилегия – отождествлять численный перевес с превосходством. Остин часто сталкивался с проявлениями их гнева в тысяче будничных ситуаций: продавец с презрением посмотрел на них с матерью, когда она протянула ему список нужных им продуктов; сотрудники автокафе “Попайз” возмутились, когда они проехали мимо интеркома прямо к окошку; его мать проигнорировали в транспортном управлении, когда она пропустила свой номер очереди, который объявляли вслух; в банке снова и снова вешали трубку, когда она пыталась дозвониться до них по видеофону.

Когда люди понимали, что его мать или сам он глухие, их враждебность чаще всего, хоть и не всегда, проходила. Однако раскаянием она никогда не сменялась – только жалостью, что было еще хуже. Теперь почти все в их районе Колсона знали его семью и часто пропускали стадию гнева, но жалость никуда не делась.

Даст ли имплант Скайлар возможность избежать гнева незнакомых людей? Если так, то, возможно, он не так уж и плох. Остину на минуту удалось убедить себя в этом, пока он не вспомнил, что через несколько часов наступит следующий год, а в следующем году Ривер-Вэлли больше не будет, и ни он, ни его родители, ни директор Уотерс ничего не смогут сделать.

С тобой точно все о-к? – спросила Чарли через некоторое время. – Ты меня немного пугаешь.

Он снова кивнул и опустил голову ей на плечо.

Куда мы едем?

Остин не хотел говорить ей, что понятия не имеет.

Наблюдая за тем, как Мэл наклоняется к зеркалу, чтобы накрасить ресницы, Фебруари в глубине души пожалела, что у нее нет привычки пользоваться косметикой. Сейчас ей бы пригодился макияж, возможность замаскировать выражение лица тональным кремом или толстыми линиями подводки для глаз. Химическая броня.

Если не считать тюбика лиловой помады, которой она неизменно красила губы перед встречами, где нужно было выглядеть внушительно, ее последней настоящей вылазкой в мир макияжа был густой слой морозно-голубых теней, которыми они с тогдашней лучшей подругой на заднем сиденье машины тайком намазали друг другу веки. И это было аж в восьмом классе, а сейчас она даже не знала бы, с чего начать. Она подумывала попросить Мэл накрасить ее, но это повлекло бы за собой новые проблемы. Почему, спросит Мэл, Фебруари вдруг заинтересовалась макияжем? Это из‐за Ванды? Другие гости на вечеринке обязательно заметят, если она явится при полном параде, а это никак не поспособствует исполнению ее желания не вызывать к себе излишнего интереса. Она остановилась на лосьоне и бальзаме для губ, присела на краешек кровати и стала ждать, пока Мэл закончит.

В эти минуты ничегонеделанья у Фебруари возникла новая забота. Она доверяла трезвым Ванде и Филу, зная, что они ничего не скажут о Ривер-Вэлли, но алкоголь всегда мог повлиять на людей непредсказуемо. И они, конечно, будут думать, что Мэл уже знает – что, если они решат ей посочувствовать? Фебруари ощутила, как подмышки становятся липкими.

Знаешь, мы можем не ходить, – сказала она.

Я только рада вытащить тебя из дома, – ответила Мэл.

Я знаю, что вечеринки глухих не совсем для тебя.

Если там есть алкоголь, они для меня.

Стуча каблуками, Мэл подошла к двери ванной и положила руку на бедро.

Теперь можешь сделать мне комплимент, – сказала она.

Фебруари улыбнулась и встала с кровати.

Милая, – сказала она, проводя рукой по изгибу талии Мэл, подчеркнутому облегающим черным платьем. – Выглядишь сногсшибательно.

Угу.

По-моему, со временем ты становишься еще сексуальнее, – сказала Фебруари.

Как хорошее вино, – сказала Мэл.

Точно. Ты знаешь, мы могли бы остаться дома.

Кстати, о…

Мэл резко выпрямилась и вышла из спальни, оставив Фебруари в шлейфе своих духов, так хорошо ей знакомого апельсинового аромата, янтарного и теплого.

…мы должны взять с собой вино.

Фебруари услышала, как Мэл открывает бар, и беспомощно пошла за ней.

Они явились с опозданием даже по меркам глухих, чему Фебруари была рада. Она не выходила в люди с похорон матери, и развязная праздничная атмосфера шла вразрез с ее затворническим образом жизни, так что в глубине души она чувствовала себя предательницей. Хотя думать о предательстве было глупо – маме бы понравилась новогодняя вечеринка глухих, поэтому Фебруари попыталась преодолеть дискомфорт. Было ясно, что им нужно наверстать упущенное на алкогольном фронте. К счастью, прежде чем они успели пройти из прихожей дальше, появилась Бет Уоркман с парой своих фирменных коктейлей “Космополитен”, которые Фебруари и Мэл с удовольствием выпили.

Добро пожаловать в мир живых, – сказала Ванда, когда они добрались до кухни.