Они приезжали в какую-нибудь школу или ДК, брат шел решать, а Ванька – на охоту. Он несколько часов слонялся по коридору, а вместе с ним ждали пожилые женщины. Они дружелюбно поглядывали на Ваньку. Ванька любил сначала хорошенько рассмотреть всех, понять, кто из них учительница, сопровождающая ученика, а кто мамаша или бабуля. Нужно было выбрать самую добрую бабулю с сумкой потяжелее, встать рядом и минут через двадцать начать вздыхать. Бабуля сначала предложит присесть, потом поболтает немного, а потом, попривыкнув, критически осмотрит тощего Ваньку и покачает головой:
– А ты чего, тормозок не взял?
– Нечего брать было… Голяк дома, – вздохнет Ванька, и бабуля тут же, всплеснув руками, начнет вынимать из сумки пирожки или бутерброды.
Как-то на олимпиаде Ваньке очень повезло – он съел бутерброд с соленой красной рыбой и три шоколадных конфеты.
После этого можно было идти курить. Бабули ворчали, но все уже было съедено, потому Ванька ничем не рисковал. Болтаться по чужим районам в таком ботанском прикиде было небезопасно, поэтому обычно Ванька выбирал лавку неподалеку от школы. Чтобы одновременно палить крыльцо, и самому не палиться.
Братишка выходил задумчивым, будто все еще был там, в заданиях, шел молча, иногда резко останавливался, и спрашивал у Ваньки:
– А может, там так надо было написать, а? По-моему, я ошибся…
– Че, вернемся? – волновался Ванька.
– Не, уже не дадут переправить, – вздыхал братишка и становился еще задумчивее.
– А если я с ними перетру? Скажу, что бабуля померла, например? А поц, мол, из-за этого напрягся, напортачил?
Брат ахал, отмахивался и спешил к остановке. Ванька всю дорогу старался его растормошить, потому что задумчивость эта, как у «залипухи» Ваньку пугала. Про «залипух» рассказал ему Фархат. Он делил клиентов на «залипух» и нормальных. Нормальные покупали дурь не каждый день, просто чтобы поржать и расслабиться, и даже если сдалбливались до пяти доз в сутки, то потом все равно как-то прекращали. «Залипухам» Фархат не продавал. Принципиально. Это, конечно, не помогало, потому что они покупали через нормальных, но Фархата успокаивало:
– Видишь, рожа какая?
– Стремная? – не понял Ванька.
Фархат поржал. Они пили перед магазином, на единственной лавке, и у входа терлись пацаны, вроде как в очереди, но на самом деле, просто кучковались от нечего делать и пялились на Фархата.
– Он же залипает, че не видишь?
Ванька пожал плечами:
– Не.
– А на того позырь. Видишь? Вот еще смотри. Не тот, а лысый. Ниче не замечаешь?
– Пьяный вроде. Или спать хочет.
– Во ты олень слепошарый! – Фархат хохотнул, – Рожа залипает у него. Слушал – слушал и залип. Тупо сидит и пялится. Ничего не слышит.
– Задумался типа?
– Ну типа того. Чем чаще залипает, тем быстрее сдолбится.
– Почему это?
– Да вот хрен знает. Мне Ушур сказал, я еще малой был, а потом сколько проверял – в натуре.
Мнению Ушура Ванька тоже доверял, тот был настоящим шаманом и зря не болтал. А для того, чтобы не доверять мнению Фархата, надо было быть полным идиотом.
После того разговора Ванька стал внимательнее следить за братишкой, и даже рассказал ему про залипух, но тот пожал плечами:
– Наркотики меня не интересуют.
Не интересовали они его до старшей школы. А потом он влюбился в какую-то смазливую дуру и болтался за ней. Пацаны предупреждали Ваньку, но он отмахивался:
– Пусть покобелирует маленько. Че он у меня в армию девственником пойдет?
Дура шарилась со своими из шараги, те терлись с Хорьком, и Ванька чухнулся, только когда мамка недосчиталась зарплаты. Ванька бил братишку, запирал, но тот свалил из дома и уже через пару дней попался. Хотел ограбить кабинет информатики. Спрятался в школе, собирался ночью спустить дружкам компьютеры через окно, но окна оказались забиты гвоздями, пришлось оглушить сторожиху и взять ключ. Бабка оказалась больная и чуть не умерла от удара.
Выносить мамины причитания было невозможно, и Ванька ушел. Сидел на крышке погреба под окном Хорьковского дома, слушал музыку в телефоне. Как назло, попадались только тоскливые мелодии, а кнопка перелистывания у Ваньки давно сломалась. Он шарился в настойках и искал другой способ переключить.
Соленого он так и не заметил, хотя тот махал ему с дороги, а потому подошел уже раздраженным.
– Слышь, у меня тачка накрылась, по ходу клина словил.
– И че? – спросил Ванька, все еще глядя в телефон.
– Ниче! Хорька на моцике везти?
– Значит, на моцике.
– Ага, я ща такой с трупаком в люльке и на отвал?
Ванька промолчал. Подумав, Соленый спросил:
– Слышь, мож, прицеп присандалить?
– Или так, – равнодушно пожал плечами Ванька.
Прямо над ними внезапно раздался странный протяжный стон, больше похожий на вздох. Они подняли головы, но заметили только мелькнувший силуэт женщины в проеме окна.
– Че все ревут-то е-мое! Задрали, капец!
– Это баба евошняя, – пояснил Соленый, – Ну так мне че?
– Капчо! На моцике поедем.