Даша погладила пальцем бутон желтой розы и присела перед магнитофоном. Цветы ей иногда дарил муж, но сейчас казалось, что это было в какой-то даже не прошлой, а позапрошлой жизни, вспоминать о которой не хотелось. В праздники муж приходил поддатым, долго не мог кончить, злился и прижимал Дашу так, что на теле оставались синяки. Он вообще был довольно грубым и неумелым, но его Даша любила сильнее, чем всех последующих. И не потому, что он был каким-то особенным, просто он был первым, и потому с ним она ни в чем не сомневалась. Она чувствовала, что это по-настоящему, что все правильно и хорошо, даже если плохо. Вот она выросла, вышла замуж, у них родятся дети, потом появятся внуки. Но все пошло неправильно, он сел, оказался не тем и не навсегда, и теперь сомнения терзали постоянно – а этот навсегда? Это – тот? Она присматривалась и замечала запах изо рта, грубость, носки, немытую посуду, и все это будто бы жило вместе с ними, влезало в ее мечту и разлагалось там. Прекрасная семья, с детьми и внуками, с носками, матом и запахом изо рта.
– Разведенки всегда так, – сказал ей как-то на это Хорек.
К нему она испытывала странную физиологическую брезгливость, хотя от него ничем особенно не пахло – но он и улыбался как-то гнусненько, и хихикал мелко. Зато у него всегда водились деньги, он был хитер и умел ее успокоить – рассказывал, как вот-вот солидно заработает, они уедут туда, где «нормально» и можно растить детей. И ради этого «растить детей» Дашка терпела, но и тут вышел обман. Все зря.
Вернулся Рыжий быстро. Торжественно вошел с коробкой конфет «Птичье молоко» и бутылкой дешевого вина.
– Подержи, – передал Даше трофеи, чинно снял олимпийку, но не найдя, куда ее повесить, бросил у порога, стянул кроссовки, посмотрел на ноги, – Блин, носок дырявый… ну ниче, мож мне жарко, – он снял носки.
Даша улыбнулась – вот и носки.
– Че ты ржешь? К тебе мужик пришел при всем параде, а ты в ночнушке. Одевайся красиво, как там у баб положено.
Он забрал у нее бутылку и конфеты, прошел в комнату и уселся на диван. Даша появилась в летнем шифоновом сарафане, чуть смущенная и тихая:
– Ну ты ваще прям! Красотка! Как эта… Как ее? Мерлин Монро!
Она отмахнулась.
– Да я по натуре тебе говорю, у тебя даже прическа похожая!
Чинно встал, протянул руку:
– Как там правильно? Разрешите пригласить вас на медляк.
Она улыбнулась.
– Чего?
– Хорошо все, – она положила руку ему на плечо.
Ванька боялся наступить ей на ногу, а оттого просто раскачивался на месте, бережно прижимая ее к себе.
Проснулся он поздно. Даша уже сидела за столом и, подперев голову руками, смотрела, как он спит. Улыбалась.
– Доброе утро, – Ванька прошлепал босыми ногами по дощатому полу, подошел сзади и обнял ласково. Она поежилась в его объятьях как кошка, хотела что-то сказать, но Ванька протянул руку и взял со стола бутербродик:
– Дашка, женюсь!
– Ишь ты, скорый какой! Даже фамилию не спросил, а уже женится!
– А на кой мне твоя фамилия? Все равно сменишь.
– Ага, заливай!
– Чего заливай? Я серьезно тебе предлагаю. Распишемся? Только чтоб все по чести, платье там, фата, ох у меня мамка это дело любит! Она тебе чего-нибудь там подарит! Подушки какие-нибудь… Или тазики…
Она встала и посмотрела на него серьезно:
– Не надо так шутить.
– Да я шучу что ли? Да я мамкой клянусь! – Ванька уселся и принялся есть.
Даша, растроганная и смущенная, села напротив, но через пару секунд встала. И снова села.
– Ты чё мельтешишься? Сядь, поешь. Вкусно, капец!
– А, была – не была! – Даша прошла к тумбочке, порылась в ней и вынула сверток. Положила перед Ванькой. Тот с интересом посмотрел на пакет:
– Халва?
– Сам ты халва! Это Хорек мне вчера дал, чтоб припрятала.
– Погоди, я че-то спросонья не врубаюсь, – он подвинул к себе пакет и ахнул.
– Хорек вчера дал мне на сохранение. А теперь это куда девать, я не знаю.
Ванька взял кирпич в руки, взвесил, понюхал:
– Он даже не бодяженый еще. Это знаешь, сколько стоит… Тут большой театр домой заказать хватит… Погоди, я че-то не врубаюсь, Фархат мне вчера сказал, что Хорек ему нифига из долины не принес, а он, значит, принес…
Она пристально посмотрела на него:
– Но не отдал. Он давно говорил, что надоело ему по горам скакать, пора уже на старости лет устаканиться.
– Устаканился… – Рыжий невольно улыбнулся, отодвинул стул, заходил по комнате, съел еще бутерброд:
– И чего с ним делать?
– Продать.
– Фархату? Он придет и заберет. Не будет он платить.
– И что? Пойти и самим в руки ему отдать? – возмутилась Даша, – Тут раз в жизни перепало, и то…
Рыжий сел:
– Погодь, давай обмозгуем. Тут продавать нельзя, это однозначно… Слушай, надо уехать, и там продать, а?
– Куда уехать?
– В Москву! Куда ж еще? И отмазка есть. Типа там свадебное путешествие.