Кропаль. Роман

В поезде было жарко, курить запретили, и Ванька маялся от безделья. Он беспрестанно посматривал на часы, в ожидании очередной станции, на которой можно было бы выкурить сразу две, а то и три сигареты – впрок. Даша вязала, сидя на нижней полке. Ванька свешивался и придумывал, чего они купят, когда продадут «это». Дашка возражала – слишком роскошно, вызовет подозрение. Ванька пытался спорить, мало ли, может, у нее от Хорька приданое осталось, но сам понимал, что Даша права. Светиться нельзя.

Можно было поесть, но сегодня до обеда Ванька ел уже дважды – Даша долго разворачивала фольгу, резала овощи, раскладывала все это по пластиковым тарелочкам, а потом отмывала тарелочки в туалете и вытирала прихваченным из дома полотенцем. Больше ничего не происходило. Спать тоже не хотелось.

Неожиданно Ванька почувствовал явный табачный запах – фраерок с боковушки пришел из туалета и влез на верхнюю полку. Ванька, не спускаясь, неуклюже развернулся лицом к проходу.

– Слышь, ты в туалете покурил?

– Зачем в туалете? – удивился фраерок, – пятьдесят рублей проводнице сунул, она посторожила.

– В смысле? На стреме постояла?

Фраерок почему-то заулыбался и протянул Рыжему руку:

– Матвей.

– Еврей что ли? А я Иван, – перебил сам себя Рыжий.

Матвей Рыжему понравился. Он водил его курить за свои, поил на халяву пивом и слушал истории Рыжего о пацанах, по которым тот уже успел соскучиться, о мамке и брате. Даша сердилась и пыталась угомонить болтливого мужа, но Ванька ее намеков не понимал.

– Курнуть бы… Пиво не лезет, – пожаловался Матвей вечером и отвернулся в окно.

Ванька поворочался, соображая, а потом все же отправился в туалет, сняв с верхней полки увесистую спортивную сумку. Поставив сумку на мокрый унитаз, Ванька вынул из нее трехлитровую банку ароматного смородинового варенья. Из банки он, стараясь не заляпаться, достал пакет с планом и, размотав его над раковиной, отщипнул маленький кусочек. Потом долго заматывал план обратно в пакет, обклеивал скотчем, пока, наконец, не утопил его в банке. Застегнув сумку, Рыжий ахнул – весь пол, раковина, и даже зеркало, оказались заляпанными густым смородиновым вареньем. Рыжий попытался растереть капли ногой, но от этого они растеклись так, будто по полу тащили труп. Повесив сумку на крючок двери, в которую уже кто-то стучал, Рыжий начал лить воду на зеркало и в раковину, случайно промочив висевший у унитаза рулон туалетной бумаги. Что делать с полом, он не понимал. Наконец, сообразив, вынул из-за унитаза половую тряпку и вытер пол, а потом еще долго полоскал тряпку в раковине.

Матвей, заметив потного, промокшего Ваньку, усмехнулся:

– Ты там стирал что-ли?

– Личинку откладывал, – хохотнул татуированный мужик с нижней боковушки.

– Пошел ты, – беззлобно ответил Рыжий и шепнул Матвею – Я курить достал.

По перрону Казанского вокзала сновали грузчики с низкими широкими тележками, осматриваясь, брели испуганные приезжие, встречали их шустрые москвичи. Вдоль стен люди с чемоданами и баулами ждали начала посадки.

Даша, выскочив на перрон, тут же заскочила обратно, и, схватив Рыжего за обе щеки, чмокнула в губы. Ванька робел. Подхватив сумки, он, наконец, вышел на перрон. Как в ледяную воду шагнул. Осмотрелся, продолжая держать в руках большой китайский баул и спортивную сумку.

– Поставь, – Даша попыталась взять у него баул.

– Ага, поставь! Москва же, уведут, оглянуться не успеешь.

– И куда дальше?

– Разберемся, – ответил Ванька, но голос его звучал неуверенно.

Вдруг рядом залаяла собака. Рыжий обернулся. Крупная овчарка рвалась из рук державшего ее полицейского. Второй полицейский направился прямо к ним.

Ванька, отшвырнув китайский баул, но, не выпуская из рук увесистую спортивную сумку, рванул в подземный переход. Полицейский бросился за ним. Ванька завилял, пытаясь сбросить хвост, пробежал мимо стеклянных ларьков, вломился в какие-то тяжелые двери, хотел перескочить попавшийся на пути турникет, но створки неожиданно захлопнулись, и он растянулся на бетонном полу. Банка в сумке негромко звякнула. Разбилась. Запахло черной смородиной.

Полицейский насел на него сверху и скрутил руки за спиной. Щелкнули наручники.

Рыжий лежал между створок пронзительно пищащего турникета, щекой на бетонном полу и видел ноги. Множество бегущих куда-то ног.

– Из грязи родился, в грязь обратился, – почему-то вспомнилось ему.

Зареванная Даша сидела перед отделением. Сначала она хотела куда-то пойти – поискать комнату или гостиницу, но на нее странно смотрели встречные хачи, и цыганка попыталась с ней заговорить. Перед отделением было спокойнее. Даша понимала, что Ваньку уже не выпустят, но участковый сказал ждать. И она ждала.

Когда Ванька вышел из отделения, Даша не сразу его узнала – не ожидала, что он появится. И только когда он присел рядом, бросилась на шею и расплакалась:

– Ванечка, как же это так? Как они тебя отпустили?!

Ванька сплюнул на землю и улыбнулся.

– А не было там нифига. Ограбили нас, Дашуня. То ли эти вытащили при обыске, то ли в поезде еще.

– Как? – Даша не могла поверить.