Плевок презрительно протрубил:
— Давай-давай, слушайся мелкую вошь, которая сидит у тебя на спине! Только отстань — и когда другие выплюнут яд, ты как раз пролетишь через его облако. Представляю, как вам обоим это понравится!
Седрик стиснул зубы, гадая, сказал ли Плевок правду или решил в очередной раз подразнить Релпду. Они летели настолько быстро, что внизу все под ними мелькало, как в калейдоскопе.
Позади осталась деревня, где звонили колокола и трубили горны. На желтой ленте дороги какой-то человек спрыгнул с груженой телеги, бросился на поле и упал ничком в пшеницу, как будто так можно было спрятаться от стаи гигантских драконов. Но они не обратили на него никакого внимания. Столицу со всех сторон окружали фермы и хутора. Седрик напрягся, ожидая начала атаки. Ему не хотелось здесь находиться, и он не желал смотреть, как Релпда будет сеять смерть среди ничего не подозревающих и беззащитных людей.
Под ними суматошно метались люди: одни прятались в домах; другие в панике выбегали на улицу посмотреть, что происходит. Вопли ужаса разрывали свежий утренний воздух, к ним присоединялись сигналы горнов. Драконы протрубили насмешливый ответ, а потом, совершенно неожиданно для Седрика, который даже вскрикнул от изумления, отклонились друг от друга, четко разделяясь на небольшие группы и стремительно снижаясь. Крики перепуганных обитателей Калсиды стали слышны более явственно. На мгновение Седрик похолодел. Драконы прилетели, чтобы плеваться ядом, от которого плоть стечет с костей. Даже крепкие дома рухнут после их напора, а любой, кто поднимет руку на крылатого противника, неизбежно погибнет. Осиротевшие дети будут плакать на опустевших дымящихся улицах. Смертные не смогут противостоять этим великолепным, прекрасным и ослепительным созданиям, которые имеют право на всеобщее поклонение. Люди должны бежать, бросая свои жилища, и покинуть город: вот их единственная надежда…
Драконы кружили над Калсидой по суживающейся спирали, поливая людей своими чарами. Похоже, это действовало также на лошадей, собак и волов: Седрик видел, как всех их внезапно охватывало безумие, заставляя нестись по улицам прочь, не обращая внимания на любые препятствия, оказавшиеся на пути. Повсюду раздавались новые крики, громкие переклички горнов, отчаянный перезвон колоколов. Седрику было тошно принимать участие в этом кошмаре.
— Хоть бы все поскорее закончилось, — пробормотал он себе под нос.
Они почти доели бульон, и Кассим наполнила бокалы вином.
— Последний обед перед казнью приговоренные к смерти обычно поглощают с аппетитом, — заметила она.
На улице пронзительно закричала какая-то женщина. К ее возгласу присоединились другие испуганные вопли.
— В чем дело?
Сельден попытался встать, но Кассим жестом остановила юношу и неуверенно прошла к перилам балкона.
— Везде люди. Они бегут и в панике указывают куда-то в небо…
Кассим потрясенно уставилась вниз, а потом подняла голову, прищурилась и ахнула.
Она повернулась и так сильно перегнулась через перила, что Сельден поспешно схватил ее за щиколотку.
— Не падай! — потребовал он. — Не уходи без меня!
Она подняла руку и пролепетала:
— Драконы. Они летят сюда!
— Помоги мне встать! — попросил юноша. Но Кассим продолжала зачарованно смотреть вверх, и он взволнованно поинтересовался: — Скажи, а ты не видишь среди них синей королевы?
— Я вижу красного дракона. И серебряного. И еще двух оранжевых. Про какую королеву ты говоришь?
— Про Тинталью. Ослепительно-синюю драконицу с серебряным и черным узорами. Изящную, как бабочка; опасную, словно нацелившийся на добычу ястреб. И соперничающую своей лазурной синевой с небом.
— Пока такой вроде бы нет.
Сельден скатился с подушек и встал на четвереньки. У него не было сил доползти до края балкона, но он пролез чуть-чуть вперед и перевернулся на спину. Кассим сказала правду. Его драконицы здесь не было.
— Где же моя Тинталья? — горестно пробормотал он, чувствуя, как его переполняет безнадежность.
Стая по дуге обогнула величественный дворец герцога и теперь снижалась. Маленький серебряный дракон дико трубил, разбрызгивая при этом яд.
— Са милосердный, избавь нас от страданий! — взмолился Сельден.