Кровь фоморов

В комнате стоял крепкий запах горькой полыни. Окно скорбно драпировали темные шторы, ближайшую стену украшало викканское Колесо Года. Кровать с витым металлическим изголовьем. Атам¹⁹ с длинной черной рукояткой и символом триединой богини на прикроватном столике, неприятно напоминающем алтарь для жертвоприношений. Пентаграмма над дверью. Ох, не к добру все это! Из ванной комнаты по-прежнему доносился звук капающей воды. Дверь снаружи заперта на щеколду. Странный способ принимать водные процедуры…

Этта осторожно отодвинула засов и нащупала кнопку выключателя. Здесь тоже воняло полынью. Никс полулежал в ванной, свернувшись в позу эмбриона. Его била крупная дрожь. Белые капли пирсинга сверкали во всех мыслимых и немыслимых местах: в ушах, ноздрях, надбровных дугах, на веках и переносице… Обескровленные руки были протянуты к поручню прямо над стриженой головой Нёлди и придерживались стальной цепочкой наручников. Взгляд не выражал ровным счетом ничего. Этту он, похоже, не замечал.

– Как же это тебя угораздило, мистер неудачник? – почти простонала Эйтлинн.

Нёлди вскинул голову и что-то закричал в бреду.

Разорвать цепь наручников, пожалуй, даже ей окажется не под силу. А вот выдернуть поручень может получиться. Особенно, если удастся отыскать что-либо, чем можно воспользоваться как рычагом. Этта пошарила глазами. Швабра для пола. Сгодится. Мокрый поручень с первого раза не дается, ручка швабры скользит по кафелю. Усилие, еще… Есть контакт! Металлическая дуга с хрустом отлетела, ударив никса по затылку.

– Извини, Нёл, я не хотела, – проворчала Эйтлинн. Впрочем, он все равно сейчас ничего не понимает.

Перекинула худенькое обнаженное тело через плечо и двинулась к выходу. К счастью, изнутри дверь открывалась без ключа и даже без особого викканского ритуала с воскурениями, песнопениями и флагелляцией. Вечер был достаточно прохладным, однако Этта была уверена, что холоднокровному водяному это никак не повредит. По крайне мере, хуже, чем есть, уже точно не будет. Но с такой ношей наперевес она уж наверняка начнет привлекать всеобщее внимание. А пытаться внушить каждому встречному, что он ничего не видел или, к примеру, видел совсем не то, что ему показалось, представлялось не только чрезмерно энергозатратным, но и вообще малоосуществимым.

Фоморка осторожно прислонила никса к стене и вернулась в комнату. Пошарила в шкафу. Пара средневековых нарядов, белая роба до пят… Стоп, черная бархатная юбка! Меховое манто с капюшоном и серебряной застежкой-трикветром. Это вполне подойдет. Будешь косить под пьяную подружку, Нёл. Надеюсь, у тебя получится.

Этта натянула юбку ему на ноги (пирсинг действительно был абсолютно везде, как-то маловероятно, что Нёлди в здравом уме и трезвой памяти мог пойти на такие жертвы ради сомнительной красоты) и закутала верх его полубесчувственной тушки в меховую накидку. Хозяйская обувь вышла не по размеру, однако юбка была достаточно длинной, чтобы босоногость нетрезвой красотки не слишком бросалась в глаза. Перекинула его левую руку себе через плечо, правая, по-прежнему прикованная к другой цепочкой наручников, поднялась следом и оказалась где-то на уровне ее груди. – Ну и черт с ним! И вообще мы – подружки-лесбиянки, ваше-то какое дело! Крепко обхватила его рукой за талию и, наконец, вывела прочь из злополучной квартиры. Уже в лифте, позвонила по одному из старых номеров службы такси, который она умудрилась еще не забыть. На счастье, та все еще работала. Вызвала машину к суши-бару напротив. Доковыляла туда и плюхнулась на ступеньку при входе. Угу, мы перебрали саке. Ну давай, родимый, где там твои шашечки?

***

Когда твоя память хранит каждую мельчайшую подробность всего, чем когда-либо «наградила» тебя судьба, равно как и чем ты сам «отличился» перед ней, каждую низость и подлость, совершенную тобой, равно как и каждое мгновение боли и унижения, через которые однажды вынудили пройти тебя самого, глаза каждой жертвы, тщетно молящие о пощаде и каждую уродливую рожу, что возвышается над тобой, пока ты валяешься в грязи и тебя бьют ногами – рано или поздно либо привыкаешь жить в этом аду и даже начинаешь находить в нем определенные преимущества, либо сходишь с ума. Но даже в первом случае, периодически срываешься.

А еще есть те воспоминания, в которых ты когда-то просто прошел мимо. Прошел мимо, потому что дрожал за свою собственную шкуру. И потому, что осознавал, что в любом случае ничего не можешь поделать. Или же потому, что на тот момент тебе было попросту все равно.

Небольшой двухэтажный замок в викторианском стиле, знакомые заросли гортезии, аккуратно постриженные конусы можжевельника. Здесь ничего не меняется. По крайне мере внешне.

– Добрый вечер, миссис Уоллис!

Леди «Дольче энд Габбана» брезгливо кривится, два голубых сапфира колышутся в ее ушах, сварливый тон выдает возраст:

– Уже три года как миссис Паттерсон. И вас сюда не звали, юноша.

Хаха! Она тоже отлично помнит его!

– Простите, уже ухожу. А как поживает мисс Тэрри Уоллис? Надеюсь, она в добром здравии?