Ночь была тихой и свежей, как прилежная школьница. Пахло цветущей жимолостью да едва слышно шуршало в кустах. В зыбком отраженном свете луны, косая недобрая тень упала на порог безмятежно дремлющего Карн Гвилатира. Мара протянула бледные, чуть дрожащие пальцы и осторожно коснулась завесы. В то же мгновение тонкая стальная игла впилась ей в руку чуть повыше запястья. Флита сдавленно охнула. Серый клубок колючек медленно развернулся, собрался в пучок послушных своему господину стрел, расправил плечи и поднял ярко-медную голову.
– У меня есть всего два порока, мара, – казалось, неведомо с чего вдруг начал лукаво ухмыляющийся незримый страж. – В остальном – я безупречен. Первый: я чрезвычайно любопытен. Второй: я чудовищно люблю причинять боль. У тебя сложный выбор, мара! – пикси скорчил сочувственную рожу.
– Я не намерена удовлетворять твое любопытство! – прошипела Флита.
Ойстэ равнодушно вытянул нижнюю губу вперед:
– Тогда постарайся не кричать. Ты же не хочешь, чтобы хозяин здешних мест проснулся и вышел на твои вопли.
Холодно поблескивающая связка стальных дротиков все еще лежала в его ладони. И вот первый из них уже просвистел, как хищная птица над добычей, и с глухим звуком вонзился парализованной маре в левую ладонь. За ним последовал второй, застрянув под коленом. Затем третий, пригвоздив белое покатое плечо к гранитной стене…
– Я могу делать это долго, мара. Очень долго. Я могу делать это часами. Ты не представляешь, какое наслаждение это мне доставляет…
Суккуб отчаянно стиснул зубы:
– Чего ты хочешь?
– Угадай. Какого трольего хрена ты здесь делаешь?
Она поморщилась и отвела глаза:
– Хочу войти и потихоньку придушить.
Рыжеволосый мучитель окинул ее критическим взглядом:
– Идиотка.
Он уверенно приблизился и выдернул один из жгучих стальных шипов из кровавой раны.
– Пойдешь со мной, – не терпящим возражений тоном уведомил он ее.
Мара встрепенулась:
– Это еще для чего?
Курносая физиономия расплылась в наглой самодовольной улыбке:
– Хобби у меня такое: подбирать отбросы общества.
– Это я-то – отброс? – оскорбленно свела брови пышногрудая красотка.
– А кто же еще? – с прежним внушительным спокойствием продолжал Ойстэ. – Что ты умеешь, кроме как трахаться и душить своих любовников во сне?
Флита чуть прикусила губу и спесиво нахмурилась:
– А меня устраивает!
– А тебя никто не спрашивает!
***
Пикси бесстыдно ухмылялся, с полным осознанием собственного превосходства, глядя прямо в глаза разгневанному королю:
– Она способнее тебя. И великолепно поддается дрессировке. Умеет ходить на задних лапках и приносить в зубах тапочки по сигналу. Да, мара?
Киэнн только устало и безнадежно качнул головой:
– Я вот все пытаюсь понять: ты – шовинист или всех одинаково презираешь?
– Думай, думай, тебе полезно, – все тем же провоцирующим тоном отозвался рыжий злодей.
– Я доверял тебе, скотина ты этакая! – не выдержал полуэльф. – Говоришь, спас мне жизнь? Лучше расскажи-ка о своих мотивах, потому что, знаешь ли, я уже ни капли не верю в твои благие намерения.
Ухмыляющаяся рожа рыжеволосого обрела некое наставнически-покровительственное выражение, что казалось вдвойне диким для существа, все еще не способного подняться с колен:
– Вот видишь, тебе пошло на пользу. Что за вздор ты выдумал, в самом деле: доверять фейри! – он неодобрительно покачал головой. – Так дело не пойдет!
Киэнн не сдержался и маленький пикси, согнувшись пополам, завалился набок. Выплюнул кровавый сгусток, поднял чуть помутневшие глаза.
– Я обучил ее, – немного сквозь зубы начал он. – Посвятил в десятки тайн и тонкостей своего мастерства. Не во все, конечно, ровно настолько, насколько мне было нужно. Чтобы сделать ее… пригодной. Для моего… опыта. Я убедил ее не пытаться разделаться с тобой и твоей женщиной своим привычным и бестолковым способом. Что толку от того, что ты умрешь во сне, так и не осознав причины? Я внушил ей, что, похитив и переправив в мир смертных твоего отпрыска, она заставит тебя последовать за ним и, рано или поздно, прийти к ней и униженно, слезно умолять ее о милости. И что вот тогда она сможет поквитаться с тобой куда более изящно и со вкусом.
Киэнн в очередной раз перевел недоумевающий взгляд на Флиту, безмятежно откинувшись на спину и глядя в потолок, лежавшую все там же на коврике:
– Что я тебе сделал, Фли? Только не говори мне про поруганную любовь, это не в твоем стиле.
Она не обернулась. Пикси, довольно, как нажравшийся из чужой кормушки енот, глянул на растерянного короля:
– Она – мать твоей Аинэке.
Дерьмо. О старшей дочери при Ллевелисе почти не говорили, это было единственной запретной темой. И вот теперь в очередной раз чувствуешь себя практически засунутым мордой в грязь. И понимаешь, что ее нужно вычерпывать, если не хочешь хлебать полным ртом.
– Хорошо, – стоически кивнул Дэ Данаан. – В чем причина? Ради чего весь этот бал-маскарад? И по какой причине я должен был «умолять», если я мог приказывать?
Ойстэ приподнялся, насколько мог, и еще раз продемонстрировал пустой флакончик: