Кровь фоморов

Ллеу чуть отстранился и скорчил строгую физиономию:

– Между прочим, ты лгал мне.

Полуэльф живо изобразил смиренный ужас:

– В чем именно, мой владыка?

– Быть взрослым не так уж и скверно.

Киэнн страдальчески свел брови, не теряя шутливо-театрального тона:

– Отвратительно, Ллеу, просто отвратительно!

– Проучу я тебя! – осуждающе качнул головой мальчишка.

Король с готовностью кивнул в ответ:

– Я согласен.

***

– Это Аманда, – Ллеу радостно вскарабкался Киэнну на колени. Тот уже успел наколдовать себе иллюзорные джинсы и шерстяной клетчатый свитер. Грели они неважно, но по крайне мере немного прикрывали наготу. – Она… Я обещал показать ей Маг Мэлл.

– Это жестоко, Лу, – неуверенно протянул полуэльф. – Она никогда не будет знать покоя в своем мире, однажды увидев наш.

– А ты позволишь ей остаться! – с привычной настойчивостью, заявил довольно улыбающийся ребенок.

Киэнн поморщился, пошарил глазами, ища путей к отступлению. Потом вдруг хмыкнул и просиял:

– Знаешь, а ведь я могу это сделать. У меня есть превосходная кандидатура на замену!

Он ободряюще кивнул все еще толком не оправившейся от шока девушке:

– Правьте левее, мисс. А лучше – позвольте мне.

Он переполз за штурвал маленького прогулочного судна и доверительно усадил сына светловолосой попутчице на руки. Аманда инстинктивно обхватила малыша и прижала его к себе.

– Не по возрасту ты себе выбрал подружку, юный сердцеед! – не сдержался Дэ Данаан.

– Это – моя сестра! – обиженно проворчал Ллевелис в ответ.

Киэнну наступили на больную мозоль:

– Не пугай меня так, сынок!

Только еще одной нежданно-негаданной дочери до полного счастья ему и не хватало! Пожалуй, он так скоро вообще перестанет чему-либо удивляться и уверует в индийское кино и теорию Дарвина в придачу!

Киэнн ухмыльнулся, надвинул на лоб неведомо откуда взявшуюся ковбойскую шляпу и тоном Индианы Джонса «проинструктировал» свою, непривычную к прыжкам между мирами, пассажирку:

– Закрой глаза, детка.

Моторка сделала крутой вираж и мягко вошла в белый молочный кисель густого тумана. Большие лебединые перья полетели по обоим бортам лодки, стремительно менявшей форму и очертания. Кровавое око небес внезапно выцвело и покатилось по наклонной плоскости горизонта серебряной пятидесятицентовой монетой. Сахарно-белая пустыня дышала пугливой рябью барханов-волн, а измазанное белесым маревом заката непроницаемо-черное покрывало неба старательно прятало под собой мир-вне-миров, точно старинный фотоаппарат во время съемки. Аманда на мгновение приоткрыла глаза, охнула, схватилась за сердце и вновь зажмурилась. Киэнн правил ладью сквозь черно-белую сумятицу навстречу в который раз утраченному и вновь обретенному потаенному миру – Равнине Вечного Блаженства.

Был ли он таким, его мир? Уж кому, как не ему знать, что Маг Мэлл не вечен, как и он сам. Не всеблаг, не ко всем добр и совсем уж редко к кому милостив. Он следит за тобой, он ждет, он знает, на что ты способен, знает даже больше, чем ты сам. Он – как малый ребенок, который верит в твое могущество и не прощает ошибок. И еще он – как сладкий недуг, который будет жить в твоем сердце до тех пор, пока оно не упадет утомленной птицей на его мягкие мшистые тропы и не станет еще одним камнем у дороги…

***

Он досконально проинструктировал Эйтлинн, что ей следует делать после того, как его тело развоплотится и сам он станет сияющим странником, нацеленной стрелой, звенящей на крыльях полета. Она сможет вернуться самостоятельно. Она – способная девочка. Если нет – он вернется за ней. Однако он уже сейчас слышал, как дрожит завеса и чувствовал, что не он один ныне возвращается в Маг Мэлл.

Серые пальцы ветра отодрали последний ломоть черноты от рассыпающейся на глазах бездны межмирья, и своенравный малиново-янтарный закат шаловливо лизнул щеку влажным от вечерней росы языком. Маг Мэлл был прежним. Все так же шелком стелились его златотканые туманы, все так же медовым вином в граненые чаши речных низин разливался дивный аромат его фарфорово-прозрачных яблок, все так же плели свой непостижимый узор эльфийского кружева изумрудно-сверкающие травы. И все же что-то неуловимо изменилось. Что-то, знакомое и чуждое одновременно, могучей древней печатью лежало на каждом крохотном лепестке диких роз, на каждой бриллиантовой капле речных брызг, на каждой пылинке, прибитой к земле властной рукой рыжеволосой колдуньи-осени. Киэнн слышал, как отчаянно колотится слабое сердечко худенькой смертной по левую руку от него, сердце, которому больше никогда не биться как прежде. «Надеюсь, ты жива, мара. Ты чертовски необходима мне сейчас».

Белый холм Карн Гвилатир, мартовским котом, лениво грел бока в последних лучах заходящего солнца. Киэнн вытащил на берег чудесным образом преобразившуюся лодку, посадил Ллевелиса на плечи и подал руку его названной сестренке. Глаза Аманды горели полуночными звездами. Из нее выйдет превосходный подменыш.